Полчаса спустя вечер был в полном разгаре в немалой степени благодаря пуншу, который заставил порозоветь щеки у каждого. Белая Камелия взяла себя в руки и демонстрировала счастливое лицо человека, встретившего друга детства. Бесси, крепко держа жениха за руку, часто улыбалась Мидоусу, который натянуто улыбался в ответ. Доктор, явно не разделяющий всеобщего воодушевлении, казалось, был озадачен событиями. Патрик, несомненно, оказался в центре внимания, и Сара, которая словно ожила, ловила каждое его слово, вновь переживая добрые старые времена в бухте Пэдстоу, как будто дыхание молодости и веселья выдуло темные мысли из ее головы. Те же самые изменения, казалось, произошли с Брайаном, который нашел в Патрике внимательного слушателя.
Само собой разумеется, Паула задавала себе тысячу вопросов, в частности: был ли визит Синего Тростника в Хаттон полной случайностью. Однако она подыгрывала ему.
— Просто невероятно, Патрик, я едва верю всему этому, — лепетала она, ее ресницы трепетали, лишь частично скрывая озорные искорки в глазах. — Невероятно. Ты планируешь остаться здесь некоторое время?
Патрик откашлялся, собираясь ответить, когда заговорила Бесси:
— Мы с мамой приютим его у себя на три недели, — объявила она с сияющей улыбкой. — Возможно четыре. Правда, дорогой?
Чувствуя на себе взгляд Белой Камелии, Синий Тростник смущенно кивнул.
16
Два дня спустя Бесси с женихом получили приглашение на партию в бридж, но появился только Патрик, поскольку Бесси слегла с простудой. Вечер начала октября оказался холодным и влажным, поэтому Патрик быстро переступил порог, когда Мостин открыл дверь.
Игровая комната в доме была обширна и заполнена тяжелой мебелью. Горела только люстра над большим центральным столом, оставляя бильярдный стол в полутьме. Около камина, где потрескивал веселый огонь, стояли три кресла, вероятно для игроков, ждущих своей очереди.
Первая раздача свела вместе Синий Тростник с Белой Камелией, Сару с Майком Мидоусом и Брайана с Фрэнсисом — вполне справедливый результат, учитывая, что Фрэнсис был опытным игроком, а Брайан, несмотря на то, что являлся специалистом по таро, был новичком. Обычно он участвовал, только если не хватало игроков, и то, если его сильно упрашивали, поскольку считал, что у карт более высокое предназначение. Однако, что любопытно, тем вечером он пришел добровольно и горел желанием играть.
Пока первая четверка занимала место за столом, Фрэнсис с Брайаном сели у огня и эксперт дал новичку несколько советов. Должно быть, урок пошел впрок, потому что два часа спустя у них было солидное преимущество перед другими парами. Патрик утверждал, что ему везет в карты. Мидоус согласился:
— Когда у Фрэнсиса выдается счастливая полоса, лучше быть его партнером.
Патрик улыбнулся, но думал о своем. Брайан казался счастливым, но в этом смысле он был единственным. Фрэнсис, выглядя задумчивым, тасовал карты, а Паула сидела спокойно, опустив голову. Мидоус, посмотрев на часы, перешел к камину, чтобы присоединиться к Саре. Он пробормотал ей что-то на ухо, но она сидела в кресле неподвижно, уставившись куда-то вдаль. Патрик с трудом узнавал ее: никогда она не была такой. Измученный вид, пустой взгляд и смертельно бледное лицо — она выглядела словно экспонат из музея мадам Тюссо.
Мидоус, сославшись, что у него был трудный день, ушел, предварительно пожелав удачи Патрику на остальную часть вечера. Сара вышла с ним. Полчаса спустя настала очередь Брайана, а вскоре после этого встал Фрэнсис.
— Мне нужно еще подготовить на завтра кое-какие документы, — сказал он Патрику.
Последний, удивленный и смущенный тем, что должен был остаться один на один с Паулой, замялся:
— Мне тоже пора.
— Ну-ну, — по-отечески сказал Фрэнсис, — я уверен, что у Паулы накопилась куча всего, чтобы тебе рассказать… Ты же еще не ложишься, дорогая?
— Нет, конечно, — ответила она дрогнувшим голосом и, чтобы скрыть румянец, сделала вид, что собирает карты.
После того, как дверь за Фрэнсисом закрылась, в комнате повисла напряженная тишина. Синий Тростник уселся в одно из кресел и начал насвистывать «Кто-то любит меня». Несмотря на мелодию тишина казалась еще более гнетущей. Через пять минут Паула подошла к своему компаньону. Она остановилась перед ним, хмурясь и скрестив руки на груди:
— Дорогой друг, — сказала она с тяжелой иронией, — мне хотелось бы понять значение этого фарса.