Наконец, они оказались рядом, и их игривое подшучивание продолжалось, пока Паула не затолкала голову Патрика под воду.
Когда они наконец вернулись на пляж, последовала процедура, отработанная при раздевании. Затем они снова лежали рядом на песке, и Паула заметила:
— Если родители поймают меня, вернувшуюся с мокрыми волосами и покрытую песком, быть беде.
— Просто скажи им, что я немного выпил лишнего и столкнул тебя в воду. — Тон его голоса внезапно изменился. — А знаешь, ты совсем не плохо смотришься.
— Тоже мне открытие! Что именно ты имеешь в виду?
— Я говорю о… Твоя анатомия.
— Негодяй! Я так и знала, что ты играешь нечестно!
— Нисколько, я сказал так, просто чтобы поддразнить тебя. Но признаю, что испытывал большое желание украдкой взглянуть.
— Твоя откровенность делает тебе честь и должна быть вознаграждена.
Патрик вздохнул:
— Что на этот раз?
— Закрой глаза и считай до десяти, — ответила Паула тоном, слишком вежливым, чтобы быть искренним.
— Хорошо, но теперь я подозрителен.
Когда он открыл глаза снова, первая реакция Патрика была удивлением, что он не стал жертвой одной из шуток его подруги. Второе удивление состояло в том, что она сидела на песке в точно таком же положении, что и прежде.
— Об этой награ…
Он не закончил предложения. Его пристальный взгляд упал сначала на красивую розовую блузку, которая лежала на песке рядом с другим дамским бельем. Он медленно поднял глаза и увидел самую восхитительную из сирен. Иллюзия была полной. Ноги Паулы, немного согнулись, облепленные мягкой тканью юбки. А локоны волос, распустившихся по изящным плечам, почти не скрывали восхитительных округлостей ниже.
— П-Паула! — прошептал он, заикаясь.
Последовало несколько секунд волнующей тишины, после которых молодая женщина подняла одежду и вновь надела.
— Это будет моим последним актом безумия на сегодняшний вечер, — улыбнулась она.
— У меня нет слов… Такой сувенир на память!
— И только подумать, что мне пришлось продемонстрировать часть своего очарования, чтобы ты наконец оценил мою красоту!
— Признаю себя виновным. Виновным в том, чтобы был полностью слеп… до самого последнего дня.
Паула звонко рассмеялась.
— Дорогой Патрик, послушать тебя, можно подумать, ты будешь жалеть, что я уеду.
Он приблизился и странно посмотрел на нее.
— Сколько времени мы знаем друг друга, Паула?
— Почти восемь лет.
— И в течение всех этих восьми лет, я могу сказать тебе это теперь, я никогда не думал о том, чтобы поцеловать тебя… кроме одного раза.
— Что ж, для меня это новость. И когда это было?
— Когда мы пошли на ту прогулку в Сент-Айвс два года назад. Мы попали под ливень и нашли убежище на крыльце. Мы долго стояли там молча, помнишь?
— Да, и могу сказать теперь, какой же ты болван, что не воспользовался ситуацией. Почему такая сдержанность?
— Не знаю. Возможно потому, что мы всегда были друзьями.
Настала очередь Паулы замолчать. Теперь они находились очень близко друг к другу, и Патрик смотрел в красивые голубые глаза молодой женщины, как будто видел их впервые. В них все еще бегали озорные искорки, но теперь там было что-то новое, чего он не видел раньше.
В его защиту нужно сказать, что он был столь дезориентирован выражением ее лица, что просто не знал, что делать. Впоследствии он понял, что в эту сладкую сентябрьскую ночь в ее выражении не было ничего нового, но просто он, наконец, увидел нечто, что было глубоко спрятано все время с того дня, как она задала вопрос, когда родилась королева Виктория.
Губы молодого человека медленно приблизились к губам подруги.
Паула не сопротивлялась.
Луна заливала тихий пляж серебряным светом. Деликатное облако закрыло ее свет на некоторое время и, казалось, улыбнулось, когда розовая блузка в третий раз за ночь упала на песок…
На следующее утро Патрик провожал Паулу на станцию. Присутствовали и родители молодой женщины. Они сядут на этот же поезд два дня спустя, чтобы встретиться с ней в Лондоне. Молодой человек не слышал их слов прощания, но видел, как Паула нежно улыбнулась ему через окно купе. Взглянув в бездну ее голубых глаз, он вновь пережил эпилог их ночной идиллии.
— Боже мой, Патрик, что мы наделали?
— Один последний акт безумия, — вздохнул он. — Жалеешь?
Паула с полуулыбкой на губах медленно покачала головой.
— И я, Паула, я…
— Называй меня любимой. Ты имеешь право на это еще несколько минут.