В работе целенаправленно не указаны имена героев, чтобы Ваша фантазия все сделала сама;)
И пока эта муха будет гладить свои лапки,
Я буду говорить, что у меня все в порядке.
В среднем человек в день может врать до двухсот тысяч раз.
Вот и я солгу сейчас.
Дождь безжалостно бил по стёклам, заставляя их уныло завывать. Воздух наполнялся приятной свежестью, с жадностью вдыхаемой через открытое окно спальни. Ночь — время полное неожиданностей и страха, таинственности и глубокой печали.
На улице всё ещё шумели машины, под колёсами которых разбрызгивалась грязная вода луж. Этот город никогда не спит. Этот город не знает усталости. Он на износ гудит днём, поглощая многомиллионные толпы горожан своими ртами-небоскрёбами. В этих стройных тянущихся в небеса, но так и немогущих дотянуться, зданиях у каждой шестерёнки есть своё место. Свой скромный уголок в этой огромной машине, несущейся в никуда, под названием жизнь.
Дождевые капли беспомощно пробегают вниз по запотевшему окну, разрисовывая прозрачное стекло множественными полосами. Она всматривается в них, пытаясь найти свой тайный смысл, она смотрит сквозь них, пытаясь найти его.
Ожидание сводит с ума. Оно рвёт душу, отделяя её духовную составляющую от физической, врезается в кости, ноющие от неизменной позы на старом кресле напротив окна. Бежит по венам и выстреливает тысячами иголок в сердце, наполняя его тревогой, занимая голову страшными мыслями. Слишком долго. Слишком.
Стрелки настенных часов раздражающе тикают, и она как под пыткой каждую ночь. Уже половина двенадцатого. Уже три дня его нет.
А он всё борется с невидимыми врагами, такими же эфемерными, как он сам. Всё чаще приходится задаваться вопросом: а настоящее ли это всё? Может, это лишь сон, который мучает её каждую ночь? Может, это выдумки воспаленной фантазии? Невообразимое существо, невообразимые злодеи. Эти стороны добра и зла никто никогда не видел. Они существуют только ночью, а значит они всего лишь мираж.
Мурашки стройными рядами пробежались по обнаженной коже рук. Холодно. В окно ворвался неожиданный порыв ветра, раздувая тонкую вуаль тюля, словно невидимый кто-то пришёл сюда. Но здесь все ещё пусто. Дрожь прошлась по телу, прошлась по сердцу, выступили слезы на глазах. Страшно.
Страшно быть одной в этой темной пустой комнате. Страшно вслушиваться в тиканье секундной стрелки. Она будто испытывает на прочность нервы, колотит по усталым больным вискам. Она перестала бояться его присутствия. Теперь его отсутствие внушает страх.
Это стало их личной историей — делить молчание на двоих, в темноте прислушиваться к дыханию друг друга. Забавная и странная традиция врываться в её дом каждую ночь. А теперь и уснуть больше нельзя без этого.
Он запретил включать свет, запретил подходить слишком близко. Она не прикасалась к нему, лишь в тусклом свете фонарей видя очертания силуэта. Он был её личным ангелом-хранителем — так она думала раньше. Приходил без спроса, уходил без прощания. И просто молчал. Молчал и смотрел на неё, облокотившись о подоконник. Дикий зверь, живущий по своим собственным законам. Раненая душа, не смеющая пройти даже до середины комнаты.
И так целый год. Долгий, мучительный, славный. Это стало приятной привычкой встречать ночного друга по вечерам, и из-за этой гулкой тишины, исходящей от него, от этого расстояния между ними, казалось, что все это лишь выдумки. А может, сейчас она стала излечиваться? А может, пора вернуться в реальность?
Горько на душе. И страшно. Пробирающий и липкий страх обхватывает пальцами сердце и душит в необъяснимом резком приступе. Может, он не вернётся? Может, все повторилось? Может, он уже не дышит?..
Воспоминания яркими пазлами стали выстраиваться в голове, заставляя задохнуться от тревоги. Теперь тишина пугает до смерти.
***
А потом ты уйдёшь,
Ты уйдёшь, а я останусь.
Станет странное сердце, бестолковая усталость.
И я буду бояться остаться один на один
С этой комнатой цветных пелерин.
Темный переулок. На часах почти десять. Как-то пусто вокруг, ни единой души. Очень подозрительно. Чёрная кошка выскочила из-за угла прямо под ноги, и, визгливо заорав, ошалело унеслась куда глаза глядят. Тонкий свист за спиной развеивает тишину, и тогда становится по-настоящему страшно.
Их было трое. Она одна. Трудно справиться с такой компанией подвыпивших парней. Она предлагала им деньги, вытащив кошелёк, откинула сумку, как наживку, чтобы убежать, пока они разворовывают её скромное имущество. Но оказалось, что в материальных благах они не нуждаются.
Хочется задохнуться от собственных слез и никогда не видеть и не чувствовать. Хочется отключиться, испариться из реальности, когда крепкие мужские руки хватают за плечи и сдавливают со всей силы, а ты сама не можешь выдавить даже писк от парализовавшего ужаса. И больше не выбраться. И некуда бежать. А те двое медленно, словно с наслаждением растягивая минуты, подходят спереди, и наглые руки пошло подлезают под тонкий шифоновый подол.
— Помогите. — А звука будто и нет. — Помогите. — А шевелятся только губы. И глаза сами закрываются, чтобы не видеть этого ужаса, и нужно постараться отключить свой мозг от тактильных ощущений.
Но вдруг руки исчезают, их больше нет под платьем, их больше нет на плечах. Все так быстро закончилось, что даже оглянуться не успела. Может это психика такую шутку играет, вытесняя из головы эти воспоминания?
Она решается открыть глаза, оседая на влажный асфальт, и видит три стремительно удаляющиеся фигуры. Дыхание сбилось, слезы потекли ручьём беззвучно, падая тяжелыми каплями и мешаясь в дождевой луже. И только силуэт — огромный, высокий силуэт, — вырисовывается из темноты переулка. Тогда она посчитала его ангелом, спустившимся с неба, чтобы охранять её. Тогда в нем она видела надежду.
И с того дня постоянное чувство слежки не отпускало ее. Ей чудился тот силуэт везде: на крыше дома напротив, во мраке соседнего переулка. Даже совсем близко, за балконной дверью, когда она ложилась спать или вставала посреди ночи. Ей было страшно. Страшно, что тот случай может повториться. Страшно слышать шаги у себя за дверью, смех случайных прохожих под окнами. И страх уходил, растворялся только тогда, когда она ощущала его присутствие рядом.
Так продолжалось месяц, два, три… Со счету сбилась. Пока однажды её хранитель не рухнул на балкон, с треском круша бетон под своим весом. Она не знала кто он. Она просто открыла дверь.
Весь израненный и окровавленный он беспомощно лежал, скукожившись от боли. Из плеча торчал тонкий дротик, в боку виднелась рукоять кинжала. Он шумно дышал и приглушенно постанывал, цепляясь за перекладины балкона трёхпалой рукой.
Хотелось закричать, но не могла. Хотелось убежать, но ноги не слушались. Хотелось отвернуться, но сердце заныло… Она знала, что это он — её спаситель и тайный преследователь. Зачем он пришёл сюда? И почему на нем столько ран?
— Только не кричи, — хрипло сказал он. — Только не кричи…
Ему было больно. Но ему — это кому? Что за существо? Это не человек, и вряд ли это ангел. Лысая голова, повязка на глазах, странного цвета кожа. И три пальца на руке.
Что-то неведомое двигало девушкой в тот вечер. Что-то такое, что вселяло в робкого от природы человека невероятную смелость. И она позволила ему войти. Позволила ему остаться. Найти пристанище в её доме и скрыться на время, обретя кратковременное спокойствие.
Кровавая лужа быстро растекалась по белоснежному ковру, покрывая шершавую ткань багровым цветом и пугая своими размерами. Надо вытащить клинок из тела, но в ней не было столько сил, и он сам, мыча сквозь стиснутые зубы, вынул кинжал. Быстро приложенная ткань остановила кровь, следом залитое лекарство жгло, словно огненное пламя, и трёхпалая рука невольно сжала деревянный край кровати, превращая материал в труху. Это было страшно и интересно одновременно. Что-то немыслимо сильное, что-то пугающе огромное, что-то резко ослабевшее и беззащитное…