Пройдя сотню метров, я чуть не вскрикнул: где-то впереди мерцал огонек. Я побежал к нему, спотыкаясь о корни и сучья, роняя поминутно то фонарь, то чемодан. А огонек то пропадал за лесом, то появлялся вновь и, наконец, распался на несколько огней, которые показали мне, что стоял я у ворот самого настоящего старинного замка.
То был типичный вальтер-скоттовский замок — трехэтажный, с непременной башней на правом крыле. Длинная узкая терраса опоясывала стены и скрывалась в густом плюще; издали он казался мохом.
Я вспомнил о грейсовском предсказании и закрыл глаза: не исчезнет ли наваждение? Но замок стоял по-прежнему громоздкий и мрачный, освещенный лишь фонарем у ворот и светом из окон. Однако даже этот слабый, рассеянный свет позволял различить и силуэты подстриженных кустов и деревьев, желтый песок дорожек и даже цветочные клумбы под узкими готическими окнами. «Кажется, спасен», — подумал я и потянул ручку звонка. Послышался далекий металлический звон колокольчика. Грейвс был прав: «странные вещи» прогрессировали.
Не помню уже, сколько я прождал, переминаясь с ноги на ногу и зябко вздрагивая от ночной сырости. Где-то в глубине сада залаяла собака лениво и привычно. Впереди осветился четко очерченный прямоугольник двери, и по песку зашуршали чьи-то частые, поспешные шаги. Собака тявкнула еще раз и умолкла. Шаги приблизились, кто-то встал у калитки, и дрожащий старческий голос спросил:
— Кто здесь?
Я помолчал, подыскивая объяснение своего ночного визита.
— Кто? — повторил голос. Он уже не спрашивал, он требовал ответа, в нем звучала угроза. — Кто?
Я вышел в полосу света, чтобы страж у калитки мог разглядеть своего ночного гостя.
— Простите меня… простите бога ради, но у меня… — я подыскивал английское слово, — несчастный случай, автомобильная авария… Оставил машину в лесу и дошел пешком…
Слова чужого языка сопротивлялись, пропадали в глубинах памяти, и я с трудом извлекал их, склеивая в неуклюжие фразы:
— Ехал в Ардеонейг, и вот — машина… Недалеко отсюда… Миля, должно быть… Вы позволите мне где-нибудь у вас подождать до рассвета?
— В Ардеонейг? — В спрашивающем голосе послышалось удивление и недоверие. — По этой дороге вы не попадете в Ардеонейг.
— Как же не попаду? — смутился я, сознавая весь идиотизм ситуации: мало того что вломился к людям ночью, но еще и солгал при этом! — Что же делать? — взмолился я, вглядываясь в черный силуэт за узорной чугунной оградой.
Силуэт вздохнул и, зазвенев ключами, проговорил:
— Входите.
Калитка открылась с древним, пронзительным скрипом, таинственно прозвучавшим в сонной тишине ночи. Пес снова залаял и уже не умолкал, пока мы пробирались среди мокрых кустов по узенькой садовой дорожке. Я шел позади открывшего мне стража и наспех придумывал, как правдоподобнее объяснить в замке свое ночное вторжение. Так мы добрались до входа, поднялись по неровным ступенькам на каменную террасу и увидели дверь, вернее, открытый пролом в стене.
— Прошу. — Мой спутник жестом пригласил меня войти.
Я машинально перешагнул порог и тут же зацепился за что-то ногой. Уже падая, я услышал крик:
— Осторожней! Храни вас бог!
Нечто темное и тяжелое пролетело мимо и глухо шмякнулось об пол. Не вставая, я разглядел огромный, искусно отлитый из чугуна кулак. От широкого кольца у запястья уходила вверх ржавая массивная цепь. «Странные вещи» уж очень настойчиво следовали одна за другой.
— Он не ушиб вас? Не больно?
Я поднялся и наконец разглядел при свете своего спутника. Он оказался старушкой, подвижной и маленькой, с проворными руками, которые заботливо отряхивали меня.
— Это от грабителей, еще покойный сэр Джон придумал, а мистер Родгейм не успел снять. Надеюсь, вы не ушиблись? Слава богу, нет — вижу!
Ее доброе морщинистое лицо улыбалось. Зловещая тень в полутьме сада превратилась здесь в диккенсовскую бабушку, что-то вроде похудевшей и постаревшей Пеготти, когда Копперфильд уже вырос и мог бы стать хозяином точь-в-точь такого же замка в Шотландии. Впрочем, нет, не такого! Чем-то далеким, средневековым веяло от окружавшего меня зала с земляным полом. Потолка не было, высоко наверху черные деревянные балки поддерживали ветхую крышу. Два газовых фонаря освещали длинный дубовый стол с массивными ножками, а позади на возвышении у незажженного камина, где могли бы пылать целые бревна, стояли два кресла с высокими резными спинками. Я легко представил себе свору пьяных рыцарей за столом, а у камина в кресле какого-нибудь сэра Ланселота с чугунными плечами и рыжими космами. Вот он встанет сейчас во весь свой огромный рост и зычно провозгласит…
— Что случилось, Маргарет? Что происходит в этом доме?
Я вздрогнул от неожиданности. Голос, который вполне мог принадлежать воображаемому Ланселоту, доносился из-за стены.
— Чертова дыра! Средневековый идиотизм! Где эта проклятая дверь, никак не могу ее нащупать.
В стене открылась незаметная раньше дверь, и в проеме показался не рыцарь и не латник, а вполне современный и респектабельный англичанин в халате и туфлях, с электрическим фонариком в руке.
— Что происходит, Маргарет? — повторил он. — Кто звонил? Кто гремел? Мне осточертела вся эта таинственность.
Тут он заметил меня и замолчал, видимо удивленный появлением незнакомого человека, да еще в не совсем обычный для визитов час. Но благовоспитанность и гостеприимство тотчас же подавили невежливое любопытство.
— Оказывается, у нас гость? Ну что ж, располагайтесь как дома, сэр. — Он широко улыбнулся и пошел ко мне навстречу, протягивая руку. — Что занесло вас в эту проклятую богом глушь?