— Это от грабителей, еще покойный сэр Джон придумал, а мистер Родгейм не успел снять. Надеюсь, вы не ушиблись? Слава богу, нет — вижу!
Ее доброе морщинистое лицо улыбалось. Зловещая тень в полутьме сада превратилась здесь в диккенсовскую бабушку, что-то вроде похудевшей и постаревшей Пеготти, когда Копперфильд уже вырос и мог бы стать хозяином точь-в-точь такого же замка в Шотландии. Впрочем, нет, не такого! Чем-то далеким, средневековым веяло от окружавшего меня зала с земляным полом. Потолка не было, высоко наверху черные деревянные балки поддерживали ветхую крышу. Два газовых фонаря освещали длинный дубовый стол с массивными ножками, а позади на возвышении у незажженного камина, где могли бы пылать целые бревна, стояли два кресла с высокими резными спинками. Я легко представил себе свору пьяных рыцарей за столом, а у камина в кресле какого-нибудь сэра Ланселота с чугунными плечами и рыжими космами. Вот он встанет сейчас во весь свой огромный рост и зычно провозгласит…
— Что случилось, Маргарет? Что происходит в этом доме?
Я вздрогнул от неожиданности. Голос, который вполне мог принадлежать воображаемому Ланселоту, доносился из-за стены.
— Чертова дыра! Средневековый идиотизм! Где эта проклятая дверь, никак не могу ее нащупать.
В стене открылась незаметная раньше дверь, и в проеме показался не рыцарь и не латник, а вполне современный и респектабельный англичанин в халате и туфлях, с электрическим фонариком в руке.
— Что происходит, Маргарет? — повторил он. — Кто звонил? Кто гремел? Мне осточертела вся эта таинственность.
Тут он заметил меня и замолчал, видимо удивленный появлением незнакомого человека, да еще в не совсем обычный для визитов час. Но благовоспитанность и гостеприимство тотчас же подавили невежливое любопытство.
— Оказывается, у нас гость? Ну что ж, располагайтесь как дома, сэр. — Он широко улыбнулся и пошел ко мне навстречу, протягивая руку. — Что занесло вас в эту проклятую богом глушь?
Я пожал плечами.
— Автомобильная авария.
Услышав акцент, он чуть повел бровью.
— Иностранец? Впрочем, простите. Я еще не представился. Сайрус Родгейм, к вашим услугам.
— Андрей Зотов, — назвал я себя, — и тоже к вашим услугам.
— Зотофф, Зотофф… — повторил он, прищурившись. — Югослав, поляк?
— Русский.
Он захохотал сочно и оглушительно, обнажая идеально ровные и, по-видимому, фальшивые зубы. Впрочем, может быть, и настоящие: очень уж моложаво выглядел этот атлетически сложенный крепыш.
— Зотофф? — опять повторил он. — Конечно, русский. Я же читал недавно. У вас историческое имя, сэр. Зотофф! Премьер-министр Екатерины Второй.
Я улыбнулся.
— Вы ошибаетесь, мистер Родгейм. Был такой временщик. Только Зубов, а не Зотов.
— Какая разница! У русских труднейшие имена. Кстати, какой русский? Из Москвы или перемещенный? Погодите, не отвечайте. — Он оглядел мой промокший и забрызганный грязью костюм. — Безбожный акцент и неевропейский крой. Москва, угадал? — И в ответ на мой утвердительный кивок, явно довольный, продолжил: — Попробую дальше. Торговый представитель? Может быть, интересуетесь консервированным беконом? У меня в Йоркшире завод и ферма…
— В Йоркшире? — удивился я. — Почему же вы здесь, в этом макбетовском замке?
Ему понравилось сравнение; он опять захохотал.
— А ведь родовой замок Родгеймов в самом деле может поспорить с макбетовским. Здесь даже дух Банко есть… — Он вдруг замолчал, словно сказал что-то лишнее, и спросил уже совсем другим тоном: — А как вы, русский из Москвы, попали в этот макбетовский замок?
Я кратко описал свое путешествие и попросил разрешения воспользоваться его гостеприимством до утра. Он согласился охотно и дружелюбно:
— Пройдемте в родовую опочивальню, сэр. Единственный цивилизованный уголок в этом средневековье. Правда, электричества нет, только газ и свечи. Зато тепло и удобно — уютные кресла, книжки, медвежья шкура под ногами, приличный камин. Вы голодны? — Не дожидаясь ответа, он обернулся к стоявшей позади Маргарет. — Сандвичи, Маргарет. Пусть попробует отборный родгеймовский бекон. И еще виски. Или русские предпочитают бренди! Не упадите! — крикнул он, когда я храбро шагнул за ним в темный проем в стене. — Здесь лестница.
Он пошел впереди, освещая карманным фонариком каменные ступени, которые привели нас в довольно большую комнату с тяжелыми портьерами на окнах. Здесь были и кресла, и медвежья шкура, и горевший камин. И повсюду мерцали свечи в стенных и настольных подсвечниках — множество свечей, должно быть, два или три десятка.