Майкл. И вы можете верить в бога, который допустил это?
Джеймс. Да.
Майкл. Это бессмысленная, тупая вера.
Джеймс. Порой так кажется…
Майкл. И вдобавок — жестокая.
Джеймс. Я забыл почти все, чему учили в семинарии, даже доказательства существования бога. Но кое–что — запомнил. Это из какой–то священной книги. «Чем в большем потрясении, неуверенности, отчаянии пребывают наши чувства, тем с большим убеждением вера говорит: «Се бог, все будет хорошо».
Майкл. Все будет хорошо!.. И вы действительно чувствуете это?
Джеймс. Нет, я этого не чувствую. Я это просто знаю. Чувствую я только потрясение, неуверенность, отчаяние. Что поделаешь, если я так слаб.
Майкл. Я не могу верить в бога, у которого нет сострадания к слабым!
Джеймс (умоляюще). Прошу вас, оставьте его на сегодня в покое. Не говорите о нем с такой ненавистью, даже если не веруете в него. Если он существует, он тоже любил ее и видел, как она глотала эту бессмысленную отраву. Никто из нас не знает пределов любви и сострадания, которые он ныне расточает на нее.
Майкл (с болью). Немного поздно.
Джеймс (пытаясь убедить его). Если бы вы могли понять, что сейчас в вас говорит только боль! Что ж, это в порядке вещей, пусть говорит. Нужно дать ей излиться. Тут неподалеку живет человек, умирающий от рака. И в нем тоже говорит боль — его боль. Всем нам больно, все мы страдаем. Отчего же вы хотите быть единственным исключением в этом мире, полном муки?
Майкл. И вы, вы верите в бога, создавшего подобный мир?
Джеймс. Да. И я верю, что он разделяет наши муки. Но он создал не только мир, он создал вечность. Для нас с вами боль — это целая проблема, но для женщины, которая–родила ребенка, боли уже не существует. Мы должны пройти через муки, через страдания. Меня гложет боль так же, как и вас. А Роз — ей теперь легко, для нее боли уже не существует.
Майкл. Вы говорите так, словно она жива. (Внезапно обрушиваясь на Джеймса.) Ах да, ведь ваша церковь учит, что Роз живет в ином мире. И что она проклята. Проклята из–за снотворного моей жены!
Джеймс. Не считайте нас глупцами. Никто не станет утверждать, что мы знаем, о чем она думала в последние минуты. С ней был тогда только бог.
Майкл. Вы ведь сами сказали, с каким отвращением она швырнула слово «молиться».
Джеймс. Было ли это ее последним словом? Если и так, уж вы–то должны знать, как трудно порой бывает отличить любовь от ненависти.
Майкл. Она вовсе не была сложной натурой. У нее не было никаких неврозов, никаких противоречий, присущих людям средних лет. Она была молода, была вся как на ладони. И ей не было никакого дела до вашей церкви.
Джеймс. Неужели вы думаете, что будь она «вся как па ладони», вы бы смогли любить ее? Вы — с вашим призванием, с вашими склонностями?
В ней была трепетность, и именно это вы и любили в ней. Не качайте головой. Она жила большими чувствами, в ней была способность к отчаянию, а это дано не всякому. Вот за это мы оба и любили ее.
Майкл (с горечью). «Камень, канувший в пруд»…
Открывается дверь, и входит Тереза. Старая леди шатается под грузом постельных принадлежностей, которые она кладет на диван.
Джеймс. Что это, Тереза?
Тереза. Сделайте из моей комнаты гостиную. Я буду спать здесь.
За сценой слышен голос Элен: «Тереза! Где ты, Тереза?» Появляется Элен. Она слишком взволнована, чтобы обратить внимание на Майкла.
Элен. Тереза, ты опять захворала? Что ты делаешь? Чья это постель? Ведь все улажено.
Тереза. Я буду спать здесь. (Начинает стелить постель.)
Элен. Здесь? Джеймс, скажи ей… Она не понимает, что делает! Здесь ей нельзя спать. Я ей не позволю здесь спать! Мы же договорились… Джеймс, ну скажи ей что–нибудь!
Тереза невозмутимо продолжает стелить. Джеймс наблюдает за сестрами. Майкл отвернулся от окна, чтобы тоже взглянуть на них.
(В паническом ужасе.) Тереза! Дорогая Тереза! Не надо! Она ведь умерла здесь. В этой комнате, Тереза. (Став на колени перед диваном, пытается сбросить постельное белье на пол.)
Джеймс. Прекрати, Элен! Хватит с нас этого безумия, этой жестокости! Ты слишком долго жила в страхе. Хватит! Надо и отдохнуть.
Элен внезапно, словно подкошенная, падает на постель, рыдая как ребенок. Теперь Тереза — сильнее ее. Она садится рядом, гладит Элен по голове и говорит тоном старшей сестры, как бывало в далеком детстве.