И он действительно был на пути к ней. Сойдя с трамвая, он увидел на юго-востоке холм Додс зеленый на фоне голубого, словно чуть запылившегося на горизонте неба. Бодрым шагом он стал взбираться на холм. Несмотря на хромоту в его походке было что-то военное. Миссис Джарвис, выходя из калитки священникова дома, увидела его, и Неро, ее ньюфаундленд, медленно завилял хвостом.
— А, капитан Барфут! — воскликнула миссис Джарвис.
— Здравствуйте, миссис Джарвис, — сказал капитан.
Они пошли вместе, а когда поравнялись с калиткой миссис Фландерс, капитан Барфут приподнял свою твидовую шляпу и сказал, кланяясь чрезвычайно любезно:
— До свидания, миссис Джарвис.
И дальше миссис Джарвис пошла одна.
Она шла гулять по вересковым пустошам. Опять, наверное, поздно вечером мерила шагами лужайку перед домом? Опять стучала в окно кабинета и кричала: «Посмотри на луну, Герберт, посмотри на луну!»
И Герберт смотрел на луну.
Миссис Джарвис гуляла по вересковым пустошам, когда чувствовала себя несчастной, и всякий раз доходила до одной известной ей ложбины в форме блюдца, хотя всегда собиралась дойти до какого-нибудь более отдаленного хребта, и там садилась и доставала книжечку, спрятанную под плащом, и читала несколько строчек стихов, и глядела вокруг. Она была не очень несчастна и, учитывая, что ей было сорок пять лет, вряд ли когда-нибудь будет очень, то есть безутешно несчастна, и вряд ли уйдет от мужа и собьет с пути какого-нибудь честного человека, как она порой грозилась.
И все-таки излишне говорить о том, какие опасности подстерегают жену священника во время подобных прогулок. Невысокая, смуглая, с горящими глазами, с фазаньим пером на шляпе, миссис Джарвис как раз была из тех женщин, которые могут вот так, на вересковой пустоши, утратить веру, то есть спутать своего Господа с общим, — но веру она не утрачивала, от мужа не уходила, стихов до конца никогда не дочитывала, а все гуляла по вересковым пустошам, глядела на луну за вязами и, сидя на траве, высоко над Скарборо, чувствовала… Да, да, когда парит жаворонок; когда овцы, двигаясь маленькими шажками, щиплют траву и одновременно позвякивают колокольчиками; когда ветерок, едва подув, замирает, оставляя на щеке поцелуй; когда корабли внизу, на море, кажется, сталкиваются друг с другом и уходят вдаль, как будто их тянет невидимая рука; когда где-то далеко в воздухе ощущаются толчки и призрачные всадники скачут и исчезают; когда плывет голубой, зеленый, чуткий горизонт — тогда миссис Джарвис, вздыхая, думает про себя: «О, если бы кто-нибудь мог поделиться со мною… если бы я могла поделиться с кем-нибудь…» Но она не знает, ни чем ей хочется поделиться, ни кто бы мог поделиться этим с ней.
— Капитан, миссис Фландерс вышла буквально пять минут назад, — сказала Ребекка. Капитан Барфут опустился в кресло и стал ждать. Положив локти на ручки кресла, накрыв одну руку другой, выдвинув вперед больную ногу, поставив рядом с ней палку с резиновым наконечником, он сидел совершенно неподвижно. В нем чувствовалась какая-то жесткость. Думал ли он? Может быть, снова и снова об одном и том же. Но можно ли назвать его мысли «умными», интересными? Он был человек с характером, упорный, верный. Женщины ощутили бы: «Здесь закон. Здесь порядок. За такого человека надо держаться. Ночью он на капитанском мостике» — и, подавая ему чашку или что-нибудь такое, представляли себе бедствие, кораблекрушение, во время которого все пассажиры в панике выскакивают из кают и появляется капитан в бушлате, застегнутом на все пуговицы, сам под стать буре, побежденный лишь ею, но больше никем. «Но ведь у меня есть душа, — размышляла миссис Джарвис, когда капитан Барфут внезапно сморкался в свой огромный красный в горошек носовой платок, — а это мужская глухота, вот и все; что же касается бури, то она принадлежит мне ничуть не меньше, чем ему», — так размышляла миссис Джарвис, когда капитан наведывался к ним и, не застав Герберта дома, просиживал в кресле два-три часа, почти не разговаривая. Бетти Фландерс, однако, ничего подобного не думала.
— Ох, капитан, — воскликнула миссис Фландерс, распахивая двери гостиной. — Пришлось бежать за этим человеком от Баркера… Надеюсь, Ребекка… Надеюсь, Джейкоб…
Она сильно запыхалась, но не волновалась нисколько и, кладя щетку для камина, купленную в керосинной лавке, пожаловалась на жару, пошире распахнула окно, поправила покрывало, подобрала книжку, как будто была очень уверена в себе, очень хорошо относилась к капитану и была намного его моложе. И в самом деле, в своем голубом переднике она выглядела не старше тридцати пяти. Ему было сильно за пятьдесят.