А во мне пылал огонь, он и побудил меня выйти за установленные рамки. Это не должно расцениваться как преступление.
Брайди проявила ко мне снисходительность. Она снова и снова утешала меня, но как-то безучастно, подобно человеку, что с палубы корабля пытается добрым словом поддержать упавшего за борт, которого спасти невозможно. А потом и сказать уже было нечего.
В ту тихую ночь, слушая ее мягкий успокаивающий голос, ощущая в своей ладони тепло ее руки, я ежилась от ее жалости. Ведь я пошла за изгородь сознательно. В ту ночь, когда для меня мир изменился безвозвратно, я решила: никому не позволю себя жалеть. Главная черта характера мистера Макартура – гордыня, а моего отныне станет твердость духа: чужую жалость я буду отвергать.
Я лежала рядом с ней с открытыми глазами, зная, что эта последняя ночь нашей прежней жизни. Брезжил рассвет – последний рассвет моей тайны, а утро, что вслед за ним наступит, станет первым утром моего будущего. Каким оно будет? Я выйду замуж за этого мрачного чужака, и наша жизнь будет навсегда отравлена чувством сожаления? Или же меня ждет другая судьба – настолько непохожая на мое существование в чинном Бриджруле, что ее невозможно даже представить? Как быть юной женщине, у которой нет ни семьи, ни денег, а все ее достояние – живот, в котором зреет ребенок, зачатый вне брака?
Светлело. Наступал новый день, когда тайна откроется и на меня обрушится водопад последствий, которые утянут меня на дно. Я слушала, как дом постепенно просыпается. Скоро мне придется занять в нем свое место и вынести все, что суждено пережить.
Мистер Макартур был брезглив, не переносил запаха ланолина и овечьего помета. И совсем не терпел глупого блеяния, а бедные овечки по-другому объясняться не умеют. Оттопырив губу сильнее обычного, он осторожно шел по двору моего дедушки, выбирая место, куда можно поставить ногу.
Благодаря доброте мистера Кингдона мой грех вскоре будет покрыт: нам предстояло дать брачный обет, на моем пальце появится массивное кольцо. Мистер Макартур стоял рядом со мной, счищая с сапога грязь, а я стучала и стучала в дверь, просила отворить. Но за дедушкой никогда не тянулся шлейф грехов, которые следовало замаливать. Из трубы вился дым, но он к нам так и не вышел.
Миссис Кингдон заменила мне мать, распахнула передо мной двери своего дома и свое сердце, а я за заботу отплатила ей черной неблагодарностью. Но она простила мне предательство. Эта добрая женщина поговорила с моей мамой, и та отдала мне свое небольшое приданое; на эти деньги не проживешь, зато у меня появилось личное достояние. А еще она подыскала в деревне девушку и убедила ее стать моей горничной.
– Тебе потребуется помощница, – сказала миссис Кингдон, – когда родится ребеночек.
Ребеночек! Я благословляла миссис Кингдон за ее доброту. И до сих пор чту память о ней.
Энн еще не исполнилось и пятнадцати. Высокая, тощая, рыжая девчонка, вся в веснушках. Робкая и малограмотная. Но мне было радостно, что я увезу с собой частичку Бриджрула, пусть это и была девушка, которую я почти не знала. А она сама, видимо, вообразила, что пускается в увлекательное приключение.
Мистер Кингдон, с тех пор, как узнал о происшедшем, не мог на меня смотреть. Но, по примеру милосердного Господа, которому он служил, священник не выставил грешницу из собственного дома. Используя свои связи и знакомства, он очень удачно устроил перевод мистера Макартура в 68-й Пехотный полк, который вскоре должны были направить в гарнизон где-то в Гибралтаре. Это способствовало достижению сразу двух целей: энсин Макартур снова будет получать жалованье в полном объеме и сможет – при известной экономии – содержать супругу и ребенка, да к тому же мистер и миссис Макартур будут жить вдали от Бриджрула.
Я была благодарна всем за то, что они делают вид, будто наша свадьба – большая радость, и сама улыбалась во весь рот, так что челюсть заболела. А мистер Макартур не утруждал себя притворством. Был хмур и неулыбчив, потребовал, чтобы в брачном свидетельстве он был записан как Джон Макартур, эсквайр. Мистер Кингдон вздрогнул, недоуменно заморгал, выражая сомнение, но мистер Макартур не уступал, а мистер Кингдон, бедняга, хотел только одного: поскорей покончить с формальностями, чтобы мы оба убрались из его жизни. На том и порешили. Джон Макартур, эсквайр. Так и сохранится, пока существует та книга регистрации актов гражданского состояния.
Элизабет Вил – железная женщина – стояла с высоко поднятой головой, не сводя глаз с мистера Кингдона, читавшего текст обряда. Я была спокойна, восхищалась своим хладнокровием, глядя на себя как бы со стороны. Но, когда настал момент произнести заветное коротенькое слово, у меня вдруг во рту пересохло, язык прилип к нёбу, горло сдавило, губы онемели.