– Если это ты вчера смеялась… – начала я, но в тот же момент осеклась, ругая себя за разговоры с фарфоровыми куклами, которые не могут ответить. – Если ты еще раз так поступишь, я швырну тебя об стену, и посмотрим, кому будет не до смеха!
Мне показалось, что в углу кто-то хихикнул. Кто-то смеялся надо мной, но впечатление было смутным, будто я улавливала его только краешком сознания, совсем не так отчетливо, как вчера ночью. Может, это было воспоминание о вчерашнем смехе, которое будет преследовать меня ближайшую пару дней, пока я не привыкну к этим куклам. А разговоры с ними… Мысль была невеселой, но мне больше не с кем было поговорить. Руфус и Вайолет разрешали мне открывать рот, только когда им хотелось что-то услышать от меня, и хотя я могла перекинуться парой слов со слугами, например с Люси, сейчас они были далеко, и не могла же я ходить за ними хвостиком и мешать работать, просто чтобы поговорить о куклах. Они бы меня не поняли, к тому же мне было запрещено так делать.
Поскольку стула в комнате по-прежнему не было, я устроилась с куклой и всем необходимым на ковре. У стен горели свечи, но, чтобы лучше видеть, я поставила рядом с собой и керосиновую лампу, следя за тем, чтобы она не опрокинулась. Со скрещенными ногами, как портняжка, я приступила к работе. Я не сказала этого Руфусу и Вайолет, но такая работа не была для меня совсем уж в новинку. Да, у меня никогда не было кукол, но когда в приют Св. Маргариты попадал ребенок – например, его оставляли в одеяльце на пороге, – нужно было подойти к делу с должным тщанием. Мисс Монтфорд вызывала двух девочек постарше – в том числе и меня, например, – и брала свою книгу для записей. Рост, вес, объем головы, особые приметы, все, что потом поможет понять, кто же этот ребенок, – вот что попадало на страницы этой книги. Однажды я даже нашла там записи о себе, но мне это не особенно помогло. Конечно, когда-то мой рост составлял сорок восемь сантиметров, а волосы были черными (наверное, однажды они просто выпали, а потом выросли уже такими грязно-русыми). Кроме медальона, о котором я и так знала, ни о чем важном речь не шла. А я-то надеялась прочесть там описание приметных родинок, которые я не видела, потому что они находились, скажем, на спине. Вдруг я нашла бы какие-то признаки того, что я давно потерянная принцесса… Но ничего подобного. И я прекратила поиски. Все равно от них не было никакого толку. Я та, кто я есть, вот и все.
И теперь процесс описания куклы, по сути, напоминал занесение данных подкидышей в книгу мисс Монтфорд. Я попыталась вспомнить, играла ли когда-нибудь в куклы. Наверное, когда я была маленькой, у меня были деревянные или тряпичные куклы, но они, видимо, не произвели на меня особого впечатления и в итоге оказались у какой-то другой девочки, которой пришлись больше по душе. Вначале куклу нужно было раздеть… Я хихикнула как дура. Мы в приюте Св. Маргариты были пристойными девочками, мы знали, что нельзя раздеваться догола, по крайней мере при свете, но кукла под нательной рубашкой и панталонами наверняка выглядела иначе, чем я, к тому же тут не было никого, кто мог бы за ней подглядывать. Я осторожно начала раздевать куклу, стараясь ничего не сломать и не порвать. К тому же потом мне придется ее точно так же одеть.
И вскоре она уже лежала передо мной, голенькая и беспомощная. Да, я уж точно не захотела бы поменяться с ней местами. И те, кто как комплимент говорили девушке, мол, она просто куколка, явно не думали о шариках на месте локтей и колен, странном изгибе рук и щели, проходившей по центру корпуса, прямо под пупком.
Я не особенно разбиралась в куклах, но сразу поняла, что Руфус знает о коллекции своей тетушки еще меньше, чем я. Может, мисс Лаванда говорила только о фарфоровых куклах, и Руфус думал, что они все такие. Но, кроме головы, кукла была сделана из какого-то другого материала, похожего на папье-маше, какой-то плотной массы, покрытой несколькими слоями краски или лака, это я определить не могла. По телу куклы тянулась сеточка тонких трещин. Особенно растрескались ступни, такая паутина линий. Кукла сейчас чем-то напомнила мне яйцо незадолго до того, как должен вылупиться птенец. Странно, но после этого кукла вдруг понравилась мне намного больше. Я была рада, что она оказалась несовершенна, на ее теле были изъяны и из-за долгого времени в неотапливаемой комнате ей пришлось нелегко. Сейчас уже наступило лето, но если мне можно брать в руки только одну куклу в день, то я не справлюсь до зимы, и хотя мне бы и в спальне не помешало отопление, намного важнее было позаботиться о работающем камине в Комнате кукол. Судя по виду этой куклы, ей было холодно – обнаженное тело создавало иллюзию хрупкости, она почти казалась человеком, и я поторопилась поскорее обмерять ее линейкой и рулеткой и внести показания в блокнот. При этом я чувствовала, что занимаюсь чем-то очень важным. Было в этих записях что-то официальное, точно эта книга сохранится еще долго после моей смерти и через несколько столетий люди будут читать этот каталог, рассматривая его как важный документ.