Выбрать главу

Никаких треников или хэбэшек

Никаких лифчиков на косточках или с металлическими деталями

Леди должны носить лифчики

Никакой кружевной или просвечивающей одежды

Никакой лишней одежды

Никаких голых плеч

Никаких маек или блузок без рукавов

Никаких блузок с низким вырезом

Никакого лишнего оголения тела – никаких топиков или штанов с заниженной талией

Никаких надписей или рисунков на одежде

Никаких брюк капри

Никаких шортов

Никаких юбок или платьев выше колен

Никаких штанов из серии «длинных шортов»

Никаких рубашек без галстуков

Все рубашки должны быть заправлены

Никаких украшений (допустимо одно «приличное» обручальное кольцо, которое инвентаризуют сотрудники исправительного учреждения при оформлении)

Никакого пирсинга

Никаких заколок-невидимок или металлических заколок в волосах

Волосы должны быть ухожены и зачесаны назад

Никаких сандалий для душа

Никаких шлепок

Никаких солнечных очков

Никаких курток

Никаких «верхних рубашек»

Никаких «балахонов» и никакой одежды с капюшоном

Никакой облегающей одежды

Одежда не должна быть слишком свободной или мешковатой

Внешность, волосы и одежда должны иметь профессиональный вид и соответствовать хорошему вкусу.

Прибывающим в государственное учреждение в недолжном виде будет отказано в доступе и посещении заключенных.

4

Если его ученики смогут научиться как следует думать и получать удовольствие от чтения книг, они в каком-то смысле станут свободны. Так Гордон Хаузер говорил себе и им тоже. Но бывали такие дни – например, когда одна заключенная вошла в классную комнату и выплеснула в лицо другой женщине кипяток с сахаром, – когда он не верил в это. Бывали дни, когда ему казалось, что настоящий смысл его работы в том, чтобы гробить свою жизнь, пытаясь учить людей, которые были готовы сожрать друг друга живьем. Надзиратели только всё усложняли, поскольку они ненавидели этих женщин, настроенных и без того враждебно к свободным служащим, таким как Гордон. Надзирателей заставляли проходить групповую психотерапию, и они бесились от этого.

– Это всё из-за вас, сучек, вы вечно сопли распускаете и достаете вопросами, – говорили они. – У вас сплошные «за что?» да «зачем?».

Все надзиратели тосковали по лучшим временам, когда они работали в мужских тюрьмах, где они смотрели на внутрисистемных мониторах в безопасных наблюдательных комнатах, как заключенные пускают друг другу кровь, а в остальное время зэки жили строго по понятиям. Тогда как зэчки спорили и препирались с надзирателями, а надзиратели, словно нарочно, вели себя как можно грубее, во всем возражая им, что вызывало больше сложностей, чем подавление бунтов. Никакому надзирателю не хотелось работать в женской тюрьме. Гордон не знал этого до тех пор, пока не попал в ЖТСК по собственному выбору, так как ему было удобно добираться из Окленда, и еще потому, что работать учителем в женской тюрьме казалось ему менее опасным, чем в мужской.

Его трудовая деятельность началась в тюрьме для несовершеннолетних в Сан-Франциско. Он проработал там шесть месяцев, и ему было морально тяжело. Подростки в клетках рассказывали ему о своих приемных семьях, о сексуальных домогательствах и прочих издевательствах. Большинство из них были сиротами, но не все. Гордон видел родителей некоторых из них в зале ожидания суда, по которому он проходил по пути в свою классную комнату за решетчатой дверью: на этих людях были дырявые спортивные штаны, футболки со всевозможными эмблемами, неказистая обувь – это были бедняки, жившие как придется. Неужели судьи по делам несовершеннолетних не понимали по виду надзирателей, что малолетним заключенным нечего рассчитывать на справедливое отношение? Указания на стенах призывали подтянуть штаны, потому что штаны на бедрах считались признаком неуважения. У Гордона был ученик, которому всегда доставалось из-за слишком низко спущенных штанов. Это был крупный белый парень с близко посаженными глазами на мясистом лице.

– Ты говоришь, словно ты черный, – сказал черный парень этому белому, – а выглядишь как дебил.

«БОСИКОМ НЕ ВХОДИТЬ», – гласило указание у входа в здание. Как будто кто-то мог прийти в СИЗО или суд, в муниципальное здание на мрачном углу, продуваемом ветрами, совсем не близко от пляжа, без обуви. Другое указание гласило: «В МАЙКАХ НЕ ВХОДИТЬ». А ниже изображалось большое семейство, в котором все, от мала до велика, были в майках и сверкали телесами. И что такого было в оголенных плечах? Откуда был этот страх правоохранительных органов перед голыми плечами?