— Вещей?
— Для собак. Ищеек. Им нужно учуять запах. Вдруг еще что-то осталось.
Я вызвался съездить. Не хотел, но выбора особо не было. Лора оставила машину рядом с участком, на Олд Берлингтон-стрит.
Дорога туда и обратно отняла три часа. Самым ужасным оказалось то, что за рулем я не мог связаться с полицией. В нынешнее время телефоны в машинах — обычное дело. А тогда… Они казались чем-то неслыханным. До Кембрижда мне хотелось останавливаться у каждой телефонной будки, чтобы звонить и быть в курсе. Чтобы ничего не пропустить, я оставил радио включенным, но ничего такого не сообщали. Возле Кембриджа стоял туман. Время от времени его разрезали желтые огни случайных автомобилей. Я размышлял, что люди делают, разъезжая по дорогам в Рождество. Что такого плохого может быть дома, если ты хочешь проводить его отдельно от семьи.
Когда я вошел в дом, меня затрясло. И первым делом схватился за телефон. Каждый гудок добавлял мне пару лет. Пережить такое еще раз я не смог бы. Новостей не было. Ни хороших, ни плохих. Я положил трубку и заплакал самыми горючими слезами, которые когда-либо проливал. Не знаю, как долго я сидел у подножия лестницы, согнувшись от горя. Кажется, вечность.
Меня разбудил звонок. Я схватил телефонную трубку и трясущимся голосом ответил. Это была мама Лоры, которая звонила пожелать нам счастливого Рождества. Она уже звонила, но никто не ответил, потому подумала, что мы в церкви.
— Нет, — сказал я, — мы не ходили в церковь.
— Чарльз, что-то случилось? Ты сам не свой.
— Да, случилось. Наоми пропала. Она отошла от меня вчера, в Лондоне. Лора сейчас там. Полиция уже ведет поиски.
Я пытался сообщать факты. Контролировать свой голос и тон. Я впервые говорил с кем-то о том, что случилось, и это помогло мне принять реальность. Ситуация была чистым ужасом и никак не походила на правду. Сам себе ты можешь говорить все, что угодно, но там, внутри, что-то шептало: «Все это просто фантазия, плохой сон». Но когда кто-то другой в телефонной трубке реагирует таким образом — его голос прерывается и слышен шок — ты понимаешь, что все это — реальность и происходит на самом деле.
Мама Лоры слишком расстроилась, чтобы продолжать разговор, так что передала трубку мужу. Мы с ним никогда не были близки, но то рождественское утро похоронило любые надежды на хорошие отношения между нами. Он сказал, что они немедленно выезжают в Лондон. Я сообщил адрес полицейского участка и повесил трубку. Дом наполнила страшная тишина. Та самая, которая только и ждет, чтобы ее нарушил детский голос.
После я позвонил собственным родителям. Ответила моя сестра. Они с дочерью, Джессикой, приехали раньше на пару недель. Племяннице было всего три года, и они с Наоми любили играть в нашем саду. Кэрол возила обеих в Лонглит, посмотреть на львов, и в Театр Искусств — посмотреть на кукольное представление, а также совершить покупки. Я старался говорить спокойно, подавив истерику, которая буквально вырывалась наружу.
— Чарльз? — сказала она, — Мы пытались с тобой связаться. Новости по телевизору… Там сказали… Что Наоми пропала. Это правда? Господи, Чарльз, что случилось?
Я постарался объяснить, как мог. А когда закончил на другом конце провода повисло молчание. Слышалось только дыхание Кэрол, тяжелое, рваное. Она явно старалась успокоиться. В прошлом году у нашего отца случился сердечный приступ. И сестра беспокоилась о нем точно так же, как и о нас с Наоми.
— Давай я помогу, Чарльз. У тебя забот хватает. Папе скажем, что пресса все раздувает и все под контролем, а Джессике вообще знать не стоит. Ты сам как? Как Лора справляется?
— Не очень хорошо. Ситуация ужасная, но все будет в порядке. Они ее найдут. Обязаны.
— Я тоже так думаю, вне всякого сомнения. Послушай, Чарльз, я сегодня заеду к вам в Кембридж. Или в Лондон, не важно.
— Спасибо, но пока не нужно. С Наоми все будет хорошо, она не умерла. Когда семья собирается, знаешь… Будет казаться, что мы ее уже хороним. Приезжай, когда мою дочку найдут.
— Конечно. Но вдруг вам понадобится поддержка? Может, я лучше приеду? Только я? Мама присмотрит за Джессикой.
— Тогда ладно. Только ты. Маме и папе скажи, что я их попросил пока остаться дома. Не нагнетай. Папа в порядке?
— Волнуется, но все нормально. Новости, конечно, его шокировали. Но сейчас он в порядке. Тебе сейчас хватает беспокойства, чтобы еще и о нем думать.
— Скажи им, что я их люблю. И что с Наоми все хорошо. Я привезу ее на следующей неделе, чтобы повидаться.
Больше сказать было нечего. Думаю, Кэрол уже тогда все знала. Интуитивно. Она всегда отличалась от нас, будто не от мира сего. Обладала шестым чувством, или как оно там называется. Сестра была моей полной противоположностью, совершенно не приземленной и не буквальной. Сейчас я, конечно, сильно изменился.