Он так много трещит, это будет долго продолжаться, но он прав, что мы все учимся и я виноват, что всех исправляю, когда слышу ошибку в разговоре или вижу ее на письме. Не могу себя остановить. Ну, зато люди будут знать, как правильно. А Мин пусть помолчит немного. Робот с мегапозитивностью. Как он вообще стал ко мне ближе, при том, что я его постоянно своим характером должен его только отталкивать, как и всех других? Отдохнуть бы ещё пару минуток этим утром.
-50:00
Эти специалисты запудрили моё лицо так, что я стал намного белее, чем был всегда. Но, по сути, это им сейчас решать, как из меня сделать конфетку, или может что получше. Только наоборот.
В гримёрку стучится и сразу входит отец, с таким довольным видом, что даже меня немного расслабляет. Совсем малость. Он сначала что-то объясняет организатору, который все это время сидел здесь в кресле и читал журналы, а потом снова переводит свой взгляд на меня и уже с очень счастливым видом похлопывает по плечу.
- Не подводи, что ты никогда и не делал. Мы всей семьёй в тебя верим, сынок,– на последних слова он вновь улыбнулся так, что для меня это послужило сигналом, правда не понятно к чему.
Понаблюдав около получаса за организатором Норманом, можно понять, что всё это время он даже не какие-то журнальчики читает, с титьками там, бабоньками, да даже мужичками… что уж, он просто читает книгу со странным видом. Его скрытность в этом плане непонятна, но он мне не так интересен, как эта тайна. Но много «но». Слишком много. Просто смотри на своё преображение в зеркале, ведь сейчас там явно не обычный ты.
- 0:21
Вот он, концерт. Я на сцене, передо мной находится фортепиано. По одну сторону зрители, количество сидений - 800, с другой стороны находимся я и мой инструмент. Не взглянув туда за всё данное время до начала игры, я ощущаю на себе огромное количество взглядов, но смотреть туда не собираюсь. Надежды только на паранойю. Мурашки по спине, жар изнутри, беспокойство на лице – описание – полный набор больного, а заглянув за кулисы в большое зеркало, со стороны вижу себя как совсем спокойного паренька, но только вблизи можно заметить скатывавшуюся каплю пота с лица.
Первое касание до родного инструмента. Небольшой выдох срывается перед самым началом моей игры, но я уже спокоен. И я начинаю свою игру.
Нервы. Вот, что мешает перед выступлением, а во время него не всегда они успокаиваются. Но я не должен беспокоиться, и я играю как всегда. Каждое касание в моих ушах звучит как толстая стена, за которой ничего не услышать. Я просто не ощущаю отдачи от своей игры, лишь зрителям она нравится. Почему же я до сих пор играю? Даже зашёл на сцену, хотя сам своей игре – сухарь? Мне просто нравится видеть умиротворённые лица зрителей. И мне правда нравится играть на фортепиано, уже даже не имея страстных чувств к этому.
Почти середина моей композиции. Прошло около четырёх или пяти минут с начала, и моё сердце одолевает уже что-то большее, чем страх. Но я сдерживаюсь от этой боли. Я же так хорошо сегодня выгляжу. Не тот хиляк, которого не заметят из-за его мрачности и незаметности в повседневной жизни. Опущенная голова, всегда целенаправленная ходьба и молчаливость. Моя особенность – моя тихо мирность. Однако, благодаря визажистам в гримёрке, поработавшим с моей внешностью на «ух ты, ты кто, ты не ты», я стал намного увереннее, и от этого у меня возникло даже ощущение крутости, когда я выходил на сцену. Поднятая голова, расслабленная походка и улыбчивость. Зал в какой-то момент уже становится намного тише, пока я продолжаю перебирать пальцами по клавишам.
Не хочу зазнаваться. Пользуясь денежными средствами от родителей, я получил сегодня отдельное выступление, отдельное время и рекламу для сбора зрителей. Моя семья очень старалась для этого, а я всего лишь вкладывал душу в свою игру и обучение на неё, когда занимался ей. Тогда я делал всё сам. Обучался, играл, и только для себя, но теперь – для всех собравшихся и в первую очередь – для своих близких. Пускай с годами перестал ощущать мелодию в ушах, какой она должна быть. Для всех остальных она осталась такой же и это теперь моя поддержка.
Мне крупно повезло.
Всё же почуяв это желание, я взглянул на полуобороте головы на полутёмный зал с огромным количеством зрителей, пока левая рука исполняла отрывок по памяти. Вижу на первых рядах вдруг изменившуюся во взгляде мать. Мать, державшая за руку Вилли, мгновение спустя отпустила её и закрыла глаза брату, который пытался убрать её ладони с его обзора на сцену. Рядом с рядами по левую сторону стоит Мин, снимает на камеру. Наступает только мой любимый и даже лучший момент этой песни, поэтому я перевожу свой взгляд вперёд, на зеркало у кулис, в отражении которого стоит отец и радостно махает что-то другим людям за кулисами. Правая рука входит в такт левой и с одинаковым промежутком давит на чёрную клавишу, и я вновь обращаю свой взгляд в зеркало, где отражается мой отец, что смотрит на меня большими глазами, казалось бы от удивления. По залу пронеслись охи, а некоторые люди даже открыли рты от удивления. Всё вокруг становится слишком резким из-за их движений.
Перевожу всё внимание на инструмент и смотрю на свои руки на клавишах, закрываю глаза от наступления этого конечного эпизода, они играют, так как знают это всё и без моей помощи, ведь это давно заученная пьеса, в конце которой жизнь мрачной, но обычной рыбки закончилась неожиданной трагедией. А кулисы не пали. Пал только я.
</p>