Правда, засуха показывает экзотике ее место и всегда напоминает туземцам об их ловкости и упорстве — важнейших качествах для Австралии. Но экзоты понимают, что не смогут выжить, если не отработают свою карму, не пустят глубже корни и не отрастят шипы помощнее.
14
Лунный свет, пробиваясь сквозь плотные облака, окрашивает их в желтый цвет, еще больше приближает к земле. Обычно я прошу водителя остановить такси примерно в квартале от того места, куда направляюсь, чтобы у вечеринки была возможность позвать меня к себе. Я люблю чувствовать ее издалека. Не нужно быть собакой, чтобы почувствовать издалека хорошую добычу. Достаточно уловить раскатистый смех и обрывки разговоров людей, которые, как это бывает на вечеринках, не слышат друг друга, всем телом ощутить гипнотические басы. Если вы не почувствуете это с улицы, наверняка окажетесь не на той вечеринке, которую представляли себе.
Однажды мы с отцом завели разговор об электронной музыке и о гипнотических басах, и еще о том, почему я так люблю их, но он все-таки не проникся. Да и следует ли упрекать в непонятливости парня, который вырос на Элвисе Пресли, Рое Орбисоне и The Four Seasons! Мы с детства говорили на разных музыкальных языках.
Чтобы он понял, что значит для меня электронная музыка и почему повторяющийся басовый ритм звучит гипнотически, вибрирует, как всё во Вселенной, специально для него я сравнила это с биением сердца.
И тот факт, что для создания такой музыки используется синтезатор, а слов как таковых практически нет, не делает ее менее сложной, менее экспериментальной или оригинальной. Да я ежедневную молитву читаю в ритме электро. Мне нравится, когда мое дыхание, мои шаги и даже мои мысли приобретают налет эпичности, и не нравится, когда мне в рот кладут чужие слова. Меня возмущают авторы текстов потому, что они говорят со мной. В отличие от отца и от многих других людей, с кем я была когда-либо близка, я не люблю, когда мне объясняют каждую мелкую мыслишку или какое-нибудь ощущение, при этом повторяя и повторяя их в соответствии с ритмом, в разной последовательности.
Как-то я даже пыталась оценить это и проникнуться такой музыкой. Но мой тогдашний парень отказывался ставить ее в моем присутствии, потому что чувствовал себя «странновато», хотя всегда громко восхищался ею. Конечно, для меня личное пространство свято, так что я и не пыталась вторгаться к нему, когда он находился наедине со своей музыкой, просто мне хотелось понять, сможет ли она привлечь меня, но он заметил, что чувствует себя «некомфортно».
Его собственничество в этом случае говорило о том, что он не хочет делиться своими мыслями и чувствами не только со мной, но и вообще с кем-либо. Он хотел остаться в комнате наедине с голосами людей, которых он не знал и которым на самом деле было наплевать на него.
15
Я прошла несколько кварталов пешком, прежде чем обнаружила серый дом с террасой, от которого исходили довольно плотные вибрации. Огромный, жутковатый, ветхий, похожий на замок семейки Адамс из Кладбищенского переулка. Его украшали сотни волшебных огоньков, похожих на светящуюся паутину, голубых, желтых, зеленых и красных. Серебряная мишура обвивала стволы деревьев и покрывала кусты и живую изгородь. Разные красные безделушки свисали с белого покосившегося заборчика. И надо всем этим как будто витал дух черной магии. Так всегда происходит на лучших вечеринках. Это похоже на гомеопатию — мы глотаем малую толику яда, чтобы исцелить хворь и стать сильнее. Обычно я именно этим оправдываю свои походы на вечеринки, потому что, если бы не это, зачем вообще ходить на них.
Лучшая вечеринка, на которой я когда-либо присутствовала, проходила в более современном особняке, и собрала ее семья, которая вскоре должна была переехать. Отец девушки, затеявшей все, был издателем, а его вторая жена была просто второй женой. Они собирались перебраться в лофт в центр Нью-Йорка. Отец-издатель носил очки в толстой оправе, седые волосы торчали из-под ворота свитера. Его вторая жена, одетая в дизайнерский бархатный спортивный костюм, держа в руках бокал с холодным совиньоном, все время улыбалась, что бы ни происходило вокруг и о чем бы ни говорили люди.
В их доме были стеклянные двери, полированные мраморные полы и предусмотрительно закрытая полиэтиленом мебель — вечеринка в духе «заброшек» оказалась еще той, вообще все тогда было неполиткорректным. До сих пор в моей памяти всплывают фрагменты псевдоинтеллектуальных разговоров в ванной, поцелуи с зеркалами и цветы, падающие из кармана пиджака.