Мачеха моего бывшего парня однажды сказала, что дом, который тот арендовал, «хорош для аренды», имея в виду, что сама по себе аренда не очень-то и хороша. Этим мнением она поделилась с нами за ужином, настояв на том, что купит новую посуду, и все это выглядело так, точно она сообщила о неком грандиозном вкладе в жизнь пасынка. Будто эта новая посуда резко улучшит его представление о себе самом и о ней.
Но главная ирония была здесь в том, что каждая тарелка, с которой она соскребала в мусорку остатки спагетти и обходила вниманием горох, была тщательно отобрана в каком-нибудь секонд-хенде или винтажном магазинчике. И у каждой была собственная история. Так что вся посуда моего бывшего парня была выбрана гораздо более осознанно, чем все собранное мачехой для себя за всю ее жизнь. И, в общем-то, понятно, почему она этого не понимала.
С деревянных потолочных балок вниз головой свисают засушенные гортензии, на островке — несъеденные канапе, холодильник забит соусами, вяленым мясом, завернутым в бумагу для выпечки, завтрашним соком, сегодняшним молоком. Кажется, каждая полка тут принадлежит какому-то члену семьи. Вот один из них не обращает внимания на свое физическое состояние, поэтому на его полке полбанки соленых огурчиков, старая пачка масла, подернутая плесенью фета в масле с тимьяном и перцем. А вот другая полка — явно человека с немного избыточным весом, физическим, эмоциональным или интеллектуальным, — даже задней стенки холодильника не видно, столько здесь всяких продуктов. Полная коробка яиц, три банки домашнего соуса, надкушенная плитка молочного шоколада, завернутая в бумагу, открытая банка фасоли, большой кусок сыра бри и несколько пластиковых контейнеров с недоеденными готовыми блюдами. На третьей полке…
— Эй, хочешь копченого лосося?
— Ой… А-а-а… Нет, спасибо.
— Интересно, что в холодильнике?
— Э-э-э…
— Голодная?
— Не очень.
— Да ладно, ладно. Просто я всем говорю про лосося, потому что я сам его коптил, понимаешь? Еще я принес каперсы, нарезанный красный лук, сливочный сыр и поджаренные кусочки хлеба, выпеченного на хрен знает какой закваске, и тарелка со всем этим хавчиком вон там. Ага, там. Ждет тебя. Хочешь немножко?
— Я не ем животных.
— По философским соображениям или здоровье не позволяет?
— А в чем разница?
— Уела. Так ты тут знакома с кем-то?
— Тут, в смысле — на вечеринке?
— Ну да.
— М-м-м… С кем-то, кто тут жил раньше.
— Правда? Ну ладно. Я не знаю никого, кто тут живет. Я пришел с друзьями. Кстати, смотри, какая миленькая подушечка. Чертовски люблю высокие потолки. А ты сама где живешь?
— На другом конце города.
— О, как загадочно. Ладно, ладно. Понимаю. Мне нравится твое кимоно.
— Спасибо.
— И твоя челка. Есть что-то такое в чиках с челочкой…
— Точно есть?
— Есть-есть!
— Хм.
— А ты что тут пьешь? Мартини?
— Угу.
— Сама сделала?
— Сама.
— Не хочешь поделиться по-братски?
— Окей.
— Может, в банку? Эй, чувак, поделись своими банками-стаканками. Ну что ты будешь делать!
— Один экстрасенс мне сказал, чтобы я не доверяла людям, которые улыбаются только зубами.
— Серьезно? Почему? Чем же тогда надо улыбаться?
— Глазами.
— А что, я не улыбаюсь глазами?
— Нет.
— Но ты же не видишь моих глаз оттуда.
— Вижу.
— Не видишь.
— Вижу.
— Черт тебя дери, как крепко!
— Крепко?
— Да нет, нормально. Нормально. А парень у тебя есть? Небось, прячется где-то тут?
— Не так чтобы…
— Не так чтобы что?
— Кажется… мне надо идти.
— Погоди, погоди. Ты ничего не чувствуешь?
— Что именно?
— Задержись чуток, и почувствуешь.
— Я чувствую, что остаюсь.
— Хочешь колы?
— Нет.
— Коки?
— Нет.
— Тогда пепси?
— Нет, спасибо.
— Они освежают.
— Сомневаюсь.
Как же трудно заставить людей остановиться и подумать хоть немного, когда они предпочитают ни о чем никогда не задумываться. Такие парни сосредоточены только на том, чтобы проникнуть поглубже туда, куда уже завалились, потому что знают — успех обязательно будет на их стороне.