— Просто… такой момент.
— У всех такой момент.
— Не хочу, чтобы его кто-то поймал, схватил и пригвоздил. Типа того.
— Ни фига себе! Ну, хорошо.
— Звали?
— Нет, уже не звали. Ложная тревога. Эта малышка хочет ловить момент со мной прямо сейчас, а не фоткаться.
— О!
— Угу.
— Ну, я пошел?
— Давай, иди.
— Это твоя девушка?
— Больше похожа на моего многострадального мужа.
— И давно вы вместе?
— Третий год уже. На самом деле она моя невеста. Когда приняли закон, я попросила ее руки. В апреле будет свадьба.
— Ой, как это мило!
— Это ты милая.
— Хм.
— А у тебя были девушки?
— Ну, как бы так…
— В смысле не было?
— Не было.
— Я хочу пи́сать.
— Давай.
— Может, еще увидимся? На танцполе.
— Может.
— Веселого Рождества, красотка!
Она поцеловала меня в щеку и, подозреваю, с удовольствием поцеловала бы в губы, если бы я была чуть более открыта для этого, но нет.
Выглядела она потрясающе: блестящие глаза, большая, как я люблю, грудь. И этот прозрачный жакет… Он создавал такую атмосферу, что единственный путь к освобождению заключался в том, чтобы бежать подальше. А кроме того, я начала чувствовать свою ответственность за ее союз с невестой. Так что целоваться с ней было бы очень неправильно.
У меня есть теория, что быть в удивительных отношениях с кем-то очень страшно, потому что больше некуда идти. В этом удивлении застреваешь. Именно поэтому мы фантазируем о других людях, драматизируем их, притягиваем к себе тупиц, от которых в какой-то момент хочется бежать сверкая пятками, и привлекаем к себе тех, кто хочет так же стремительно убежать от нас, постоянно мечтаем уйти и этим превращаем удивительного человека, с которым сложились удивительные отношения, в кусок дерьма, который и послужит оправданием тому, чтобы убежать от него, ведь нам страшно.
Потому что, как только мы возьмем на себя обязательство просыпаться, глядя каждое утро на одного и того же человека, делиться с ним своей жизнью, быть честным, мы рискуем потерять все и терять каждый день. Ставки тут гораздо более высокие, чем если бы мы встречались с целой кучей людей, или несколькими людьми одновременно, или вообще ни с кем не встречались.
Находясь же в близких отношениях с кем-то одним, мы не должны переключаться на других или на что-то соответствующее сиюминутному желанию, своему представлению о себе или степени близости, с которой мы в состоянии справиться, если бы на месте одного было сразу несколько партнеров.
Всякий раз, когда мне приходилось разрываться между несколькими партнерами, я ничему не могла научиться, кроме одного — как обесценивать себя. Моя энергия перетекала в каждого из них. И я должна была написать каждому, организовать с ним отношения, встретиться с другим, чтобы поговорить с ним об этом же, обдумать слова из письма одного и связать их со словами другого, которые тот говорил за кофе. И я буквально не могла дышать в этой толпе, не говоря уже о том, чтобы думать. Так что я никогда и ни за что не смогла бы иметь несколько партнеров сразу.
А еще я где-то читала, что человеческий вид все больше и больше склоняется к моногамным отношениям. Если изначально мы были созданы, чтобы размножаться, то теперь в этом нет такой необходимости. Гораздо важнее направлять всю свою творческую и сексуальную энергию на создание устойчивых и крепких сообществ, а не на то, чтобы рожать как можно чаще.
У эволюции больше нет стремления к большему количеству связей и большему количеству детей, и большему количеству спермы, и большему бардаку.
35
Какой-то парень врезался только что в меня и пролил свое пиво на мои туфли. Мне кажется, он даже не понял, что произошло, а я и не взглянула на него, потому что больше не могу беспокоиться об этом. Знаете. Его лицо. К счастью, мои туфли на шпильках сделаны из качественной лакированной кожи, а его пиво всего лишь немного забрызгало их — все остальное попало на деревянный пол балкона.
Здесь, кстати, становится довольно неспокойно; боюсь, что скоро этот балкон рухнет, не выдержав моего веса. Я частенько вижу такое во сне. Бред какой-то! Зато потом просыпаюсь от собственного смеха, а Свинтус снова, снова и снова испытывает самый жуткий страх в своей жизни.
Я вижу двух парней, которые сидят во дворе на темно-зеленых пластиковых стульях, и чувствую, что должна спуститься к ним. Они дико спорят, соглашаются и снова спорят, опять соглашаются и опять спорят, посматривают на тусующихся, потягивают пиво, снова соглашаются и снова спорят. Я вспоминаю, как наблюдала за отцом и его друзьями, которые сидели за обеденным столом и между жеванием камамбера, хрустом багета, глотками красного вина и случайными виноградинами занимались чем-то подобным, за чем я никогда не могла уследить.