Его губы крепко сжаты, словно он вот-вот изрыгнет пламя или разразится хохотом. И наши тела больше не могут этого вместить. Мне кажется, первая встреча проходит прекрасно. И он, и я, мы оба изо всех сил стараемся сохранить в глубине себя искорки этого пламени — великолепный знак!
В руках у него пиво, на плечах небрежно завязан свитер. Мне кажется, братья Кеннеди могли так носить свои свитеры на вечеринках или во время игры в поло в Хэмптоне.
Внезапно я страшно радуюсь тому, что не воткнула в волосы палочки для еды. Это просто чудо какое-то: палочки для еды очень далеко от того места, где я сейчас нахожусь. Мне кажется, человек в свитере, так небрежно накинутом на плечи, не слишком-то жалует того, кто втыкает себе в волосы столовые приборы.
Я глубоко вздыхаю и вижу ярко-розовую паутину, связавшую мое сердце и мою вагину с его сердцем и его пенисом. Он крепкий и возбужденный. От одной этой мысли кровь приливает к моим щекам. Мне хочется заплакать, упасть на колени и шепотом благодарить вселенную за то, что я оказалась здесь, и за то, что я сейчас чувствую то, что чувствую, и вижу то, что вижу, и знаю то, что знаю.
Дверь туалета распахивается, и оттуда вываливаются три девушки, каждая из них пытается побороть различные чувства по отношению к другим. На всех троих надеты какие-то блестящие черные штуки, похожие на пауков, и, кажется, они не думали одеваться так одинаково. У них это получилось случайно. Ужас.
— Теперь ты.
— Спасибо. В двери дыра.
— Ого!
— Ага. А ты можешь… прикрыть тут меня?
— Конечно.
— Я постараюсь недолго. По-быстрому. Ну, то есть постараюсь. В общем…
— Да ладно, я постою, не волнуйся.
— Спасибо.
Вот теперь я точно хочу сделать все свои дела мигом, скоренько, чтобы не тратить времени и не вызывать всяких негигиеничных и / или дерьмовых, в прямом смысле этого слова, мыслей. Однажды я неловко пошутила на тему диареи буквально через пару дней после того, как начала встречаться с парнем. В ответ он промямлил нечто невразумительное и слился.
А еще один мой давнишний парень настоятельно просил меня не закрывать дверь туалета, когда я уединялась посрать, потому что ему, видите ли, нравились мои бедра, когда я сижу на унитазе.
В общем, надо найти какую-то золотую середину между этими двумя противоположными переживаниями, чтобы время пользования туалетом стало совершенным и при этом лишенным всякого звукового сопровождения.
Тихонечко пописать, привести себя в порядок, чуток надушиться, слегка подкрасить губы и — да! — вымыть руки и все такое. Блин, тут нет полотенца. Жалко, что я не заметила этого сразу, еще до того, как налила себе в ладошки очень освежающее жидкое дизайнерское мыло. М-м-м. Мандарин. Теперь дверная ручка будет мокрой, и он возьмется за нее. Фу. Ладно, к черту все. Вытрусь своим кимоно. Отлично.
— Теперь ты.
— Не окажешь ли мне честь?
— Конечно.
— Спасибо.
Ого, ничего себе! Я люблю, когда меня просят о помощи. И теперь я сторожу его. Прямо горжусь. И даже не слышу, что там происходит внутри. Он тоже не мог слышать ни звука из моего сложного и хорошо поставленного шоу.
— Готово.
— Круто.
— Там был хороший аромат.
— Да, мыло для рук.
— Нет-нет, думаю, твои духи. Ты… чуток надушилась?
— Ага. Хочешь тоже?
— О! Да. Давай.
— Вот так.
— Никогда не видел, чтобы кто-то мазал духи за ушами.
— Моя бабушка всегда говорила, что надо наносить духи за уши, чтобы те, кто проходит мимо, слышали их.
— А на макушку зачем?
— Это для шишковидной железы. Чтобы было приятно. Не знаю.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
— Прости меня.
— За что?
— За то, что случилось на балконе.
— Что именно?
— Я плеснул на тебя свой напиток.
— А!
— А потом ты куда-то пропала.
— Ну да.
— Да.
— А потом ты пошел сюда за мной?
— Нет. То есть не знаю. Может быть. Мне просто надо было в туалет, но я увидел, что ты уже стоишь тут, и тогда я подумал, вот она, хорошая возможность извиниться. Но потом увидел, что у тебя туфли, типа, как пластмассовые, и у меня от сердца отлегло, и я не знал, что сказать. А потом случилась вся эта история с дверью и…