Он скинул рюкзак, достал веревку. Обвязал веревкой трубу и стал спускаться. Было душно и пыльно. Еще немного, и его ноги коснулись бетонного пола. Луч фонарика выхватил из темноты номер: 14. И название улицы: Зеленая. Был даже водосток. Не было только дверей. Ни одной.
Он провел ладонью по шершавым доскам. Дом был красный. Аккуратное крылечко с тремя ступенями, которые вели к глухой стене. Окон тоже не нашлось. Дом казался слепым и мертвым. Он заметил провода, что паучьими нитями уходили в черноту. Больше в ангаре не было ничего.
Он вскарабкался на крышу, заглянул в дымоход. Скобы казались прочными. Он встал на одну, держась за края трубы. Скоба держала. Тогда он начал спускаться.
Он исходил почти три десятка чердаков, но все, что удалось найти, это самодельный алтарь, сложенный из пивных банок и голубиных костей. Кто-то оставил на алтаре дохлую крысу и губную гармошку.
В другой день он наткнулся на удавленника. Кто знает, сколько он там провисел. И вот теперь дом. Третья говорила, что не стоит гоняться за химерами. Все ответы в голове, и следует только подобрать ключ. Не стоит доверять снам — неизвестно, куда они могут завести.
Интересно, что она скажет теперь?
Было темно и тесно. Фонарик лежал в рюкзаке, а рюкзак он держал в зубах — иначе было не протиснуться. Еще немного, и он выбрался из камина. Первым, что он увидел, был круглый стол, за которым сидели дети. На белой скатерти керосиновая лампа. Свет лампы превратил детей в деревянных кукол. Они напомнили ему того висельника. Дети смотрели, не мигая, а потом один, с черными как смоль волосами, сказал:
— Ты принес железную дорогу?
На столе лежала книжка, про ведьму из пряничного домика. Ведьма сажала детей в клетку и кормила сладостями, чтобы те как следует разжирели, а потом запекала в печи.
Он сразу вспомнил о похищениях. О странных объявлениях в газетах. О разговорах о том, что дети терялись в собственных домах. Месяц всем городом искали девочку, которая, по словам матери, не покидала детскую.
Дети поднялись со своих мест. В углу что-то завозилось, зашелестело, но потом все смолкло. Дети окружили его. Они были бледные и выглядели болезненно. Сколько времени они провели в этом доме? И где ведьма?
У одной девочки в переднем кармане платья была фляжка. На левой руке компас вместо часов.
Еще он заметил ключи. У девочки, что держала в руке комок фантиков, на шее висел хрупкий серебряный ключик. У той, с компасом, тоже был ключ. Медный и начищенный до блеска. А еще повязка на левой руке.
— Так что ты принес нам? — спросила Девочка-с-фантиками. — У меня кончились раскраски. И конфеты.
— Всегда ты про конфеты, — сказала Девочка-с-фляжкой. — От сладкого зубы гниют.
Дети теснее обступили его и засыпали вопросами. На ум пришел «Повелитель мух». Только остров сжался до размеров дома, и бежать некуда. И нет головы свиньи на палке.
Он расстегнул рюкзак. Может, что-нибудь и сгодится. Он брал только необходимое. Лекарства. Запасные батарейки. Нож. Еще — жестяная банка, для барахла с чердаков. На полу, под тем удавленником, распустился необычный цветок. Он сорвал его и положил между страниц книги. Книга называлась «Шахматный мальчик».
В книге шла речь о шахматных автоматах, механических куклах, которые умели играть в шахматы. Все они были фальшивками, внутри которых сидел человек — ребенок или карлик — он и двигал фигуры. В главе «Шахматный мальчик» рассказывалась история о парне, который мог бы стать шахматным гением, но вместо этого оказался в ящике размером метр на полтора, где провел всю свою жизнь.
Еще — самодельный кастет. Ничего такого, что заинтересует детей. Разве что…
— Вот, держи, — он достал из жестянки со всякой всячиной губную гармошку.
Девочка взяла ее и протянула фантик. Обмен. Он, не глядя, сунул фантик в карман.
— Можешь передать, что у нас все в порядке, — сказал бледный тощий парень, смахивавший на поганку. Ключ носил и он — захватанный пальцами и отмеченный ржавчиной. — И нечего так часто лазить сюда. Я не хочу снова переезжать.
Ему оставалось только кивнуть.
— Что это у тебя? — спросил Поганка. — Хлоргексидин? В самый раз, у нас почти кончился. Бинты и остальное тоже давай. Явился, глазами хлопает, все выпрашивать приходится, — ворчал Поганка.
— Как тебя зовут? — спросила Девочка-с-фантиками.
Знакомиться было сложнее всего. Вместо имен — провал, сплошная чернота. Вот так: |||||||||||||||. Он даже не мог прочесть имя с листа бумаги. И, разумеется, понятия не имел, как зовут его самого. Всегда приходилось отмалчиваться, словно не расслышал вопроса. Но Девочка-с-фантиками была до ужаса приставуча. Здорово помогали прозвища, но такое мало кому приходилось по нраву. В свою первую зиму в интернате он назвал Дохляка Дохляком и схлопотал в челюсть. Хорошо, удар был несильный.