Наконец, с видом величайшей скорби, сыгранной столь искусно, что обман был доверчиво принят многими из присутствовавших, он взглянул на губернатора Севильи и проговорил:
— Сын мой, взгляни мне в глаза, ты видишь, как меня огорчает твое упорство. Я любил тебя как друга; во имя нашей дружбы и во славу христианской веры я молю небеса наполнить твою душу раскаянием и сожалением о содеянном.
— Ваша честь, — отвечал дон Мануэль Аргосо. — Бог мне судья и свидетель, что я даже в мыслях не преступал заповедей Священного писания.
— Но вы не отрицаете, что общались с молодым еретиком? — коварно спросил Инквизитор.
— Дон Стефен де Варгас — не еретик, ваша честь, — твердо отвечал губернатор, — он такой же добрый католик, как вы или я.
— О, небо! — воскликнул Инквизитор, — дьявол ослепил его во гордыне!
— Ваша честь, — сказал один из судей, — он признает свою связь с доном Стефеном де Варгасом.
— Да, он признает, — подтвердил Инквизитор. — Заключенный, вы не отрицаете, что ваша дочь разделяет ваши антикатолические воззрения?
— Ваша честь, я думаю, на этот вопрос лучше ответить вам, ведь вы были частым гостем в моем доме, — сказал Аргосо.
— Я не был ее исповедником, — сухо возразил Инквизитор.
— О! Ваша честь, неужели вы и Долорес обвиняете в том же, в чем обвиняете меня? Неужели она в тюрьме?
— Мы сейчас говорим не о вашей дочери, а о вас, обвиняемый, — сказал Инквизитор.
— Моя дочь! Что вы с ней сделали? — закричал несчастный отец, с мольбою протягивая к судье руки.
— Тихо! — сурово оборвал его Инквизитор. — Я здесь не затем, чтобы отвечать на вопросы, а вы — не затем, чтобы задавать их. Введите свидетелей.
Открылась боковая дверь залы, и две фигуры, закутанные в длинные черные плащи, с вощеными белыми масками на лицах медленно двинулись к столу. Дрожь пробежала по телу дона Мануэля Аргосо; казалось, восставшие мертвецы приближаются к нему — так походили два таинственных незнакомца на оживших покойников, обернутых в могильный саван!
Великий Инквизитор взял с них клятву говорить только правду. Они поклялись. Затем первый из них, судя по голосу — городской торговец Энрико, дал показания, из которых следовало, что упомянутый еретик дон Стефен де Варгас был частым гостем в доме дона Мануэля Аргосо.
Вышел второй свидетель, и Инквизитор продолжил допрос. В подобных процедурах свидетели просто подтверждали факты или то, что выдавалось за них. При этом их имена не подлежали оглашению в суде, и вместо их лиц присутствовавшие видели безобразные восковые маски. На роль свидетелей людей подбирали офицеры Инквизиции, и для первого допроса знатного узника Петр Арбец приказал найти двоих своему фавориту Джозефу.
— Вы знаете обвиняемого? — обратился Великий Инквизитор ко второму свидетелю.
— Да, знаю, — голос говорившего показался Инквизитору знакомым, хотя он не мог вспомнить, где его слышал.
— Что вы о нем знаете?
— То, что он такой же добрый католик, как вы или любой из присутствующих здесь, — голос звучал бесстрастно.
— Что! — вскричал Великий Инквизитор, потеряв самообладание от неожиданного ответа. — Вы пришли сюда, чтобы защищать еретика?
— Нет, я пришел сюда, чтобы говорить правду, — последовал ответ.
— А вам известно о последствиях, которые влечет за собой защита еретика? — в бешенстве прорычал Арбец.
— Мне известно, что личность свидетеля неприкосновенна и поэтому я не боюсь ваших угроз, — тихо, но твердо отвечал незнакомец.
— Довольно, уведите его, — приказал Великий Инквизитор, — его словам нельзя верить, ведь вся Севилья знает, что дон Стефен — еретик, да и обвиняемый этого не отрицает.
— Зачем же тогда вызывать свидетелей? — спросила таинственная маска.
— Уведите его прочь — он оскорбляет суд! — загремел Арбец, едва сдерживая свой гнев. — Снимите с него маску и вышвырните из дворца.
Палач поспешно увел свидетеля, и Арбец прошептал про себя:
— Странно, очень странно! Неужели Джозеф обманул меня? Да нет, наверное, его самого обманули! И голос — кажется я уже слышал его!
— Ваша честь, — шепотом обратился к нему один из судей, — мы думаем, что заключенный заслуживает пытки дыбою.
— Да исполнится воля Господня, — громко произнес Великий Инквизитор, — отведите обвиняемого в комнату пыток!
Подручные палача обступили дона Мануэля Аргосо и повели его в соседнюю залу, точнее — в огромный подвал.
Там находилась комната пыток.
Безрадостен и жуток был вид этого места. Повсюду глаз натыкался на страшные орудия казни. Веревки, тиски и стальные прутья, зажимы, ножи и лезвия бритв, гвозди, иглы и испанские сапоги висели вдоль стен или лежали грудами на низких полках. В дальнем углу пылала жаровня, и неверные тени плясали на закопченных стенах.
Два экзекутора с масками на лицах держали горящие факелы, двое других подвели губернатора к укрепленному на потолке блоку, с которого свисала длинная веревка.
На мгновение губернатору показалось, что он уже умер и перенесся в тот из миров, о котором в. Писании сказано, что там слышны «стоны и скрежет зубовный».
Спустя несколько минут в сопровождении остальных инквизиторов в камеру вошел Петр Арбец.
Обвиняемый стоял в центре жуткой камеры. Когда вошли судьи, ощущение реальности происходящего возвратилось к нему, и он с мольбою обратил глаза к небу — над его головой с потолка свисала дыба — от неожиданности он вздрогнул.
Петр Арбец и его помощники сели на скамью, чтобы до конца наблюдать безрадостную сцену; несмотря на твердость и непреклонность духа, дон Мануэль почувствовал, как в сердце его заползает страх. Он подумал о дочери, которой, возможно, предстоит пройти весь этот церемониал, и мужество покинуло его.
— Сын мой, — проговорил Петр Арбец, подходя к нему, — покайся в грехах своих; не огорчай нас, упорствуя в ереси, не заставляй нас исполнять суровые предписания, которые Инквизиция налагает на отступников.
Мануэль Аргосо молчал, но взгляд, брошенный им на Великого Инквизитора, выражал глубочайшее презрение к пытке.
Арбец сделал знак, и палач сорвал со своей жертвы верхнее платье, оставив несчастному только нательную рубашку.
— Покайся, сын мой, — еще раз обратился Великий Инквизитор, сохраняя участливый и мягкий тон. — Мы — твои духовные отцы, и наше единственное желание — спасти твою бессмертную душу. Покайся, сын мой, — только искреннее покаяние спасет тебя и отвратит от тебя гнев Господний.
— Я не могу признаться в том, чего не совершал.
— Сын мой, — сказал Инквизитор, — мне тяжело видеть, как ты упорствуешь во грехе. Я молю Спасителя коснуться тебя, ибо без его всепрощения душа твоя обречена погибнуть во мраке; дьявол держит тебя, и это он внушает тебе греховные речи.
Петр Арбец упал на колени и зашептал молитву, неслышную окружающим. Он сотворил крестное знамение и некоторое время оставался неподвижен, смиренно сложив перед собой ладони.
В этот момент жестокий Инквизитор Севильи был всего лишь покорным воле Господа доминиканцем, молящим Бога за чужие грехи!
Наконец он поднялся.
— Ничтожный раб, продавший бессмертную душу дьяволу, — прогремел он, обращаясь к обвиняемому, — внял ли Господь моей молитве, открыл ли он глаза твои свету святой веры?!
— Вера моя неизменна, — отвечал Аргосо, — и ее не поколебать словами, я исповедую ее такой, какой ее передал мне отец.
— Господь свидетель, в том не моя вина! Я сделал все, что было в моих силах сделать, — воскликнул Великий Инквизитор, обратив взор к небесам. — На дыбу его!
Страшная пытка началась.
Аргосо не запросил пощады: только грудь его, вздымаясь и замирая от нестерпимой боли, порой исторгала глухие стоны. Глаза его закатились; веки были не в силах сомкнуться и закрыть их. Тугие веревки врезались ему глубоко в кожу, и кровь стекала из ран на землю, заливала рубаху. Пол камеры был из сырой глины, и жертву теперь с головы до ног покрывала кровавая слякоть.
Аргосо рухнул на землю бесформенной массой; вывороченные кости и разорванные мышцы больше не держали его тело.