В голосе капеллана слышался мягкий укор и одновременно плохо скрытое желание выведать какие-нибудь душераздирающие детали произошедшего. Его смуглое, с правильными чертами печальное лицо приблизилось к Люси, чтобы тем лучше уловить ее ответ.
— Практически в полном.
— Кое-кто из наших знакомых по пансиону любезно помог ей добраться до дома, — пояснила мисс Бартлетт, ловко скрыв пол вчерашнего спасителя Люси.
— Для нее это, разумеется, было источником ужасных переживаний, — покачал головой капеллан. — Я надеюсь, все это произошло не в непосредственной близости от вас?
Из многих вещей, которые сегодня вдруг открылись Люси, не последней была омерзительная манера смаковать кровавые подробности, свойственная так называемым респектабельным людям. Джордж Эмерсон на этот счет был странно деликатен.
— Он умер у фонтана, как я поняла, — ответила Люси.
— А где находились вы?
— Возле Лоджии.
— Это вас и спасло. Вы не видели, конечно, бесстыдных иллюстраций, которые бульварная пресса… Нет, этот господин мне положительно надоел. Он знает, что я местный житель, и тем не менее продолжает приставать ко мне, понуждая купить свои вульгарные газеты.
Незаметно подкравшийся продавец фотографий был, несомненно, заодно с Люси — Италия давно установила вечный союз с юностью. Он неожиданно развернул перед мисс Бартлетт и мистером Игером раскладной буклет своих фотографий, связав их руки лоснящейся лентой церквей, репродукций и видов.
— Нет, это уже слишком! — возмутился капеллан и раздраженно шлепнул ладонью по одному из ангелов Фра Анджелико. Буклет порвался. Крик вырвался из груди продавца; его товар, как оказалось, был гораздо дороже, чем можно было бы предположить.
— Позвольте мне купить… — начала было мисс Бартлетт.
— Не обращайте на него внимания, — резко проговорил мистер Игер, и они быстро пошли прочь.
Но от итальянца так просто не отвяжешься, особенно если он в горе. Продавец фотографий подверг мистера Игера самой жестокой травле — воздух над площадью наполнился угрозами и жалобами. Он обращался к Люси — не выступит ли она ходатаем за него. Он бедный, он очень бедный, у него большая семья, о которой он должен заботиться, а хлеб нынче так дорог! Он ждал, невнятно бормоча, ему дали денег — ему показалось мало; он не отставал от них, пока не вымотал всю душу.
Наступило время идти за покупками. Под руководством капеллана мисс Бартлетт выбрала множество ужасных подарков и подарочков: цветастые рамочки для картинок, украшенные чем-то похожим на позолоченное, плохо пропеченное тесто, еще рамочки из дуба, более строгие и на подставках, блок веленевой бумаги, портретик Данте из того же материала, дешевые брошки с мозаикой — на следующее Рождество горничные примут эти брошки за настоящие. А кроме того: заколки, горшочки, тарелочки с геральдикой, коричневые фотографии, алебастровых Амура и Психею, а к ним впридачу еще и святого Петра. Все это, кстати, можно было бы купить и в Лондоне, но там же это все гораздо дешевле…
Утро было удачным, но радости Люси оно не доставило. Она была немного напугана мисс Лэвиш и мистером Игером, и она не знала почему. Но, испугавшись их, она почему-то потеряла к ним всякое уважение. Она уже сомневалась, что мисс Лэвиш — великая писательница, а мистер Игер — воплощенная духовность и культура, как ее уверяли. Люси подвергла их какому-то неведомому испытанию, и они его не выдержали. Что касается Шарлотты, она осталась тем, кем и была. К ней можно хорошо относиться, но любить ее невозможно.
— Он сын рабочего, я узнал это из верных источников. Сам в молодости был кем-то вроде механика, а потом принялся писать в социалистические газеты. Я встречался с ним в Брикстоне.
Капеллан рассказывал Шарлотте об Эмерсонах.
— Какими удивительными способами нынче поднимаются люди! — вздохнула мисс Бартлетт, постукивая пальчиком по маленькой копии падающей Пизанской башни.
— В общем-то, — отвечал мистер Игер, — их успех можно только приветствовать. Страсть к образованию, желание подняться по социальной лестнице — в этих вещах есть много достойного похвалы. Кое-кого из этих рабочих можно было привезти сюда, во Флоренцию. Неясно, правда, нужно ли это им самим.
— Так он журналист? — спросила мисс Бартлетт.
— Нет. Он выгодно женился.
Капеллан произнес это с интонацией, полной значения, и закончил вздохом.
— Так у него есть жена?
— Она умерла, мисс Бартлетт. Умерла. Мне непонятно… да, мне непонятно, как это он смеет считать и называть меня своим знакомым! Когда-то давно он был моим прихожанином в Лондоне. На днях в Санта-Кроче, когда он был с мисс Ханичёрч, мне пришлось сделать ему выговор. Пусть он знает, что достоин только выговора.