— Конечно, — устало проговорила миссис Ханичёрч. — Я совсем позабыла, что сегодня пятница. Идемте все. Пауэлл может отвести лошадь на конюшню.
— О, Лючия, дорогая…
— Я не пойду с вами, — сказала Люси.
Послышались вздохи, и Шарлотта с миссис Ханичёрч отправились. Увидеть церковь в наступившей темноте было непросто, и только пятно света указывало им направление. Слабый свет лился из витражного окна, и когда дверь открылась, Люси услышала голос мистера Биба, обращавшегося с молитвой к немногочисленной пастве. Даже церковь, так искусно построенная на склоне холма, с ее изящно возведенным поперечным нефом и сияющим шпилем, даже церковь потеряла в глазах Люси все свое очарование, равно как и религия — вещь, о которой не принято говорить вслух.
Она прошла в дом вслед за служанкой. Не будет ли служанка возражать, если она посидит в кабинете мистера Биба? Только там горел огонь. Служанка не возражала. Но в кабинете уже кто-то был.
— Леди, сэр. Ожидает родственников, — услышала Люси слова служанки.
У огня сидел старший Эмерсон, положив ноги на табурет.
— О, мисс Ханичёрч! — воскликнул он дрогнувшим голосом. — Это вы?
Эмерсон сильно изменился с тех пор, как она видела его в прошлое воскресенье. Люси не смогла произнести ни слова. С Джорджем она знала как себя вести, но с его отцом — нет.
— Мисс Ханичёрч, дорогая, мы так сожалеем о том, что случилось. И Джордж, он тоже сожалеет. Я не могу осуждать моего мальчика, и тем не менее он должен был сначала сказать мне. Зря он этого не сделал. Я ничего не знал, поверьте.
О, если бы она только знала как себя вести!
Эмерсон покачал головой:
— Но вы не должны его ругать!
Люси повернулась к Эмерсону спиной и принялась разглядывать книги на полках.
— Я учил его, — продолжал Эмерсон, запинаясь, — учил верить в любовь. Любовь — единственная реальность бытия. Я говорил ему: «Страсть не ослепляет. Нет! Страсть сродни разуму, и та женщина, которую ты любишь, есть единственная из людей, кого ты можешь понять». — Эмерсон вздохнул. — Это правда, вечная правда. Я не устану повторять это, несмотря на то, что мои дни сочтены. Бедный мальчик! Он так сожалеет о том, что случилось. Он сказал, что это было безумием — приводить с собой вашу кузину. Вы не могли сказать о том, что вы чувствовали. И тем не менее… — Голос Эмерсона окреп и зазвучал уверенно: — Тем не менее мисс Ханичёрч. Вы помните Италию?
Люси выбрала книгу — том комментариев к Ветхому Завету. Поднеся ее к глазам, она произнесла:
— У меня нет никакого желания обсуждать Италию и прочие вещи, связанные с вашим сыном.
— Так вы помните ее?
— Ваш сын с самого начала вел себя неправильно.
— Мне только сказали, что в прошедшее воскресенье он говорил вам о своей любви. Мне трудно оценить его поведение. Возможно, что и неправильно.
Чувствуя себя более уверенно, Люси поставила книгу на место и повернулась к Эмерсону. Его изможденное лицо слегка распухло, но глубоко запавшие глаза сверкали юношеской отвагой.
— Он вел себя ужасно. Хорошо, что он раскаивается. Вы знаете, что он сделал?
— Не «ужасно», — мягко поправил Люси Эмерсон. — Он только совершил попытку — тогда, когда этого не следовало делать. У вас есть все, мисс Ханичёрч; вы выходите замуж за человека, которого любите. Не уходите из жизни Джорджа сказав, что он ужасен.
— Ну конечно, «ужасен» — это слишком сильное слово, — сказала Люси, несколько устыдившись. — Простите, что я употребила его применительно к вашему сыну. Но я, наверное, пойду-таки в церковь. Моя мать и кузина там. Я не хочу опоздать.
— Особенно теперь, когда Джордж ушел во тьму, — сказал Эмерсон спокойно.
— Что вы имеете в виду?
— Ушел буквально, — пояснил Эмерсон, опустив голову.
— Я не понимаю!
— С его матерью было то же самое.
— Но мистер Эмерсон! Мистер Эмерсон! О чем вы говорите?
— Все получилось оттого, что я не позволил крестить Джорджа, — сказал он.
Люси была не на шутку напугана.
— И она согласилась со мной в том, что крещение ничего не значит, — продолжал Эмерсон. — Но он подхватил эту лихорадку, когда ему было двенадцать, и она вернулась туда, откуда я ее вытащил. Она считала, что это возмездие. — Он содрогнулся. — Это было ужасно. После того как мы отказались от суеверий и разорвали отношения с ее родителями. Это страшно — ты расчищаешь клочок чистого поля среди дикого леса, сажаешь маленький сад, впускаешь в него лучи солнца, а потом туда опять вползают сорняки! Возмездие! Она говорила, что наш мальчик подцепил болезнь потому, что священник, видите ли, не побрызгал на него водой в церкви! Разве это возможно? Неужели мы опять вернемся во мрак невежества?