Я доехала до института и в аудитории отыскала Настю.
— Как ты? — спросила я вместо приветствия и увидела в больших детских глазах девушки улыбку.
— Честно? Все еще в шоке, — призналась Лебедева. — Но хочу узнать всю эту историю от начала до конца.
Я посмотрела на время и сказала:
— До начала лекции семь минут.
— Я не против дослушать на перемене, — заявила Настя. — Погоди, или ты…
— Да, — засмеялась я. — У нас семь минут, чтобы свалить.
Я пошла к выходу, а Настя, бормоча что-то о том, сколько еще мы прогуляем пар, отправилась за мной. Надеюсь, Юрий Витальевич не сильно хмурился, читая правила латинской грамматики и наблюдая наши пустые места. В это время я рассказывала Лебедевой историю трех подруг. Историю о том, как три девушки просто хотели быть счастливы. Мы просидели в столовой почти всю пару, и одна из буфетчиц косилась на нас подозрительным взглядом, однако так ничего и не спросила. Немыслимая история сестер-близняшек поразила Настю также, как когда-то меня, и сейчас я понимала все смятение, в котором находилась подруга. Но для меня это был просто рассказ, страшная сказка. Я уже простилась с ней, и она не имела никакой силы.
— Пройдет время, и ты тоже не будешь бояться этого, — сказала я Насте. Та кивнула. Она знала, что время, как и кровь, побеждает все. А у меня в голове теснился еще один план, маленькое незавершенное дело, на которое я бросила все силы сразу после окончания лекций.
Дома я заранее записала телефон будущей кофейни Бориса. Хоть она все еще не объявила о своем открытии, работы уже были окончены. Пожалуй, не будь у Артемьева разногласий с отцом, а в добавок еще и с сыном, что более важно, это чудесное заведение давно бы заработало. Однако телефон в кофейне уже появился, и я стала звонить. Мне ответил женский голос. Вероятно, будущий администратор кофейни. В любом случае, она объявила, что Бориса, которого я искала, сейчас нет в здании.
— Он в мэрии, — сообщила женщина. — Вернется через пару часов. Мне следует передать ему что-то?
Я поблагодарила женщину и отключилась. Ждать пару часов не хотелось. К тому же, здание городской мэрии недалеко от нашего института. Маленькие города тем и хороши, что в центре обычно располагаются наиболее важные строения. Почему бы мне не подождать Бориса там? Впрочем, нет никакой гарантии, что мы встретимся с Артемьевым.
Недолго думая, я позволила ногам самим выбрать путь. Было приятно немного отключить голову и просто идти, впуская в душу уже весьма холодный воздух октября. Накрапывал дождь. Идущие вокруг меня люди, которые и без того достаточно спешили, мгновенно засуетились и принялись чуть ли не бежать. Кто-то достал зонт, кто-то накрыл голову шарфом или капюшоном. Я одна продолжала неспешно идти по старинной брусчатке, которую проложили здесь еще сто пятьдесят лет назад, и мне было радостно и светло. Люди ошиблись, это не осенний холодный ливень. Это последняя песня лета, нежная и тихая, бесконечно прекрасная в таком сером задумчивом дне. Слова этой песни прятались меж плитами брусчатки, чтобы однажды снова зазвучать в воздухе. И я слышала каждую ноту, ни одна не упала мимо меня.
Здание мэрии было совсем близко. Я остановилась, подняла взгляд вверх, на аккуратные ступени, и принялась ждать. Удивительно, но уже через несколько минут высокая темная дверь открылась, и появился Борис.
— Здравствуйте! — произнесла я. Он быстро спускался и смотрел себе под ноги. Сомнений в том, что я жду именно его, быть не могло.
— В другое время столь пристальное внимания юной леди польстило бы мне, но я уже предвкушаю от тебя еще одну лекцию, — проговорил Артемьев, останавливаясь в паре шагов от меня.
— Жаль, мне за это не платят, — пожала я плечами. — Мне нужно поговорить с вами о Леше.
Перекинув дипломат в левую руку, правой Борис встряхнул свой черный зонт, и он раскрылся над его головой.
— Это хорошая тема, — кивнул мужчина. — Я все еще не могу поверить в то, что кофейню поджег он. Полагаю, ты уже знаешь об этом?
С этими словами Борис легким жестом пригласил меня под зонт. Я не стала отказываться, и мы двинулись вдоль улицы.
— Что вы собираетесь делать? — поинтересовалась я.
— Для начала заберу сына из вашего антикварного подвала, — пробормотал Артемьев. Я отметила, что его лицо сегодня кажется серым и тусклым, как осеннее утро. Огонь в его глазах, обыкновенно дерзкий, и такая же усмешка губ исчезли. Он потух, будто намокший фитиль, и я поняла, что так сейчас выглядит его душа.