— Там и есть я, — заявил Юрий Витальевич. — Только мне здесь примерно столько же, сколько и тебе сейчас.
Старик опустился на стул. На его лице не было испуга, только смирение. Через секунду экран компьютера потух, и мы остались в сумраке. Словно не живые люди, а два манекена в большом зале. Через несколько минут вспыхнул свет, и компьютер снова загудел. Вошла библиотекарша, что-то бормоча себе под нос, и я в шутку спросила себя, а не она ли сделала фото.
— Как вы думаете, что это значит? — поинтересовалась я, наклонившись к профессору, словно боясь, что мои слова разлетятся по этому залу так же, как и желтоватый электрический свет.
— Что кто-то следит за нами, — проговорил Афанасьев. — А еще неплохо пользуется компьютером.
Я кивнула. Кто-то сфотографировал нас, а потом прислал фото на выключенный компьютер. Выключенный!
— Может, кто-то еще узнал об этой истории с Варей и хочет теперь шантажировать вас? — предположила я. Ведь то, что Юрий Витальевич здесь примерно в том же возрасте, в каком он был во время вышеупомянутых событий, явно не случайность. К тому же, теперь он большой человек, известный профессор. Что будет, если общественность узнает его причастность к такому делу? Кто-то вполне мог воспользоваться этим, чтобы стать чуть богаче.
— Увидим, — пробормотал профессор. — А сейчас давай-ка уйдем отсюда.
После случившегося в библиотеке я с особым волнением шла в лавку. В пальцах поселилась навязчивая дрожь, вечно приходящая вместе с нервами и плохими мыслями. Я не знала, удалось ли Освальду Павловичу договорится с инспекторами, поэтому уже готовилась увидеть «Саламандру» закрытой, а снаружи еще и оцепленной лентой для пущей показухи. Но лавка работала, из ее больших окон по-прежнему мягко струился свет, и я с облегчением вошла внутрь. Покупателей не было, и Освальд Павлович, услышав звон колокольчика, вышел в торговый зал.
— А, студент! — весело произнес он, и кожа вокруг его глаз сложилась в глубокие лучики. — Чего расскажешь?
— Здрасьте, Освальд Палыч! — отсалютовала я и вперила в него подозрительный взгляд. — Не заговаривайте мне зубы. Жду подробностей инспекции.
Посмеиваясь, Креза достал из-под прилавка какие-то бумаги и показал мне.
— Пожалуйста, получите и ознакомьтесь, — попросил он. Наискосок через весь лист стояла большая печать с надписью «Одобрено».
— Сработало? — обрадовалась я, не понимая ни слова в этих мудреных документах.
— А то! — самодовольно заявил Освальд Павлович. — Деньги решают все.
— Надеюсь, он отстанет от вашей лавки, — пробормотала я, понимая, что следующий проступок Креза не спустит своему сыну. Но было приятно, что хотя бы эту выходку он не принял близко к сердцу. Что ж, лавка продолжает работать в прежнем режиме. В смежной комнате послышалась какая-то возня, и я догадалась, что это Фортуна. Наверное, как всегда свернулась в кресле хозяина и столкнула с подлокотника оставленную книгу.
— Пришла, — кивнул Креза с улыбкой, тоже услышав активность в комнате. — Я тебе говорил, что мы собираемся на соревнования?
Освальд Павлович всегда рассказывал о своем питомце так, словно это его ребенок.
— И когда они? — осведомилась я.
— В субботу, — ответил Креза.
— Это же завтра, — сказала я. — А вы успеете подготовиться?
— Что нам готовиться! — засмеялся Освальд Павлович. — Мы в этих делах не первый год. Главное вовремя послать им документы. Я сегодня утром отправил с курьером, а днем они уже позвонили и сказали, что заявка принята на обработку.
Я улыбнулась. Похоже, Креза уже во всеоружии и готовится покорить завтрашнюю собачью арену.
— Возьмете меня с собой? — спросила я.
— Вот уж не думал, что субботний день ты собираешься потратить на собачьи бега, — хохотнул Освальд Павлович. — Неужели у юной особы нет более масштабных планов?
Я задумалась и поняла, что их и в самом деле нет. Если не удастся выйти куда-нибудь завтра, то я рискую выучить слишком много для первокурсницы, которой положено косячить и попасть хотя бы на одну пересдачу или отработку. Поэтому я уточнила время и место соревнований и принялась заниматься делами в лавке.
Когда я проснулась, первым делом достала из-под подушки мобильник и взглянула на время. Было десять утра. По привычке мне захотелось вскочить и с первой космической скоростью начать собираться в институт. Но через несколько мгновений мозг включился в работу и напомнил, что уже под вечер староста прислал информацию о том, что сегодня отменили занятия. Профессор Одинцов, читающий две лекции по анатомии, уехал на какой-то семинар, и нам дали выходной. Было прекрасно проснуться в это субботнее утро и знать, что впереди еще целый свободный день. Точнее, свободное утро, ведь к двум часам дня мне уже нужно быть на соревнованиях Фортуны.