Пройти мимо лавки было невозможно. Впервые мы были здесь с отцом, когда он ездил на одну встречу по работе. Мне недавно исполнилось восемь лет. Был воскресный день, а клиент, обеспеченный мужчина, разодетый словно арабский вельможа, не мог выбрать другое время. Заказчик собирался построить какой-то коттедж или что-то в этом роде, точно уже и не вспомнить, и отца отправили как консультанта. Он тогда осматривал выбранную территорию, прикидывал и рассчитывал масштаб своих чертежей. Все это время я молчаливо бродила за папой. Изредка он подмигивал мне, проверяя, насколько сильно я скучаю здесь. Но стоило встрече закончиться, как отец предложил мне прогуляться, и ненароком мы оказались у «Саламандры». Тогда-то я и влюбилась в это место, казавшееся невероятно сказочным для маленькой девочки.
Над входом в лавку нависал бордовый козырек. Под козырьком и на стенах здания висели небольшие фонари. Справа и слева от двери поблескивали два больших окна, сквозь которые пробивался оранжеватый свет, исходящий из недр лавки. Через стекло можно было увидеть античные вазы или тонкие деревянные статуэтки темнокожих девушек. Более мелкие предметы стояли дальше, и чтобы разглядеть их, нужно было войти внутрь.
— Папа! Зайдем! — попросила я, и мои глаза, и без того чересчур большие для детского личика, стали огромными. Отец тогда засмеялся, и мы вошли внутрь «Саламандры». Колокольчик, висящий над входом, огласил магазин трепетным звоном, и вскоре к нам вышел хозяин лавки. Но я не сразу увидела его. Вокруг был другой, заколдованный и непостижимый мир искусства, созданного руками человека, и я потерялась в нем.
— Здравствуйте, — кивнул отец хозяину, и тот с широкой улыбкой поздоровался в ответ. Ему было лет пятьдесят на вид. Невысокий, полноватый, с пышной короткой бородой, поседевшей, как и волосы на затылке. И у него была чудесная улыбка. Улыбка фокусника, но не продавца. Пока они с отцом беседовали на общепринятые темы, я рассматривала все, что попадалось мне на глаза. Конечно же, я безумно хотела получить в подарок от отца какую-нибудь вещь, но все казалось очень красивым, и потому, в моем представлении, дорогим. Мне было неудобно просить отца и ставить его в неловкое положение. Потому, заставив себя остановиться, я подошла к папе и взяла его за руку.
— Ну, что, — добродушно спросил хозяин. — Понравилась моя лавка?
— Очень, — призналась я. Мои глаза горели.
— Может, хочешь что-то купить? — продолжал хозяин. Я растерялась, а отец улыбнулся.
— Смелей, — проговорил он мне. — Сегодня хороший день для подарка!
Тут колокольчик на двери зазвенел снова, и в лавку вошла дама в красном плаще. Я все еще стояла в нерешительности рядом с отцом. Дама тем временем поздоровалась с хозяином и принялась осматривать большие зеркала в изящных рамах, высокомерно приглядываясь к позолоте. Я совсем не знала, что выбрать, и позавидовала хозяину, который жил здесь и владел всем этим богатством. Однако он словно понял мое замешательство и кивнул.
— Подождите-ка здесь, — обратился он к нам с отцом и скрылся из виду. Когда же он вернулся, то поставил на прилавок передо мной круглый подсвечник из разноцветного стекла величиной чуть больше кофейной чашечки. Я уже в восхищении смотрела на множество маленьких стекляшек, красных, оранжевых и желтых, искусно составляющих тело подсвечника. Между тем хозяин достал чайную свечку, зажег ее и бросил на дно подсвечника. Тут же свет пронзил разноцветные стеклышки, и подсвечник засверкал. Красные, точно зерна граната, и желтые, похожие на маленькие солнца, стеклышки играли с моим воображением, словно складывались в фигуры на дне калейдоскопа.
— Как красиво! — восхитилась я и не могла перестать смеяться от радости. Хозяин, тоже улыбаясь, шепнул отцу цену этого чудесного светильника, и папа, вероятно посчитав ее приемлемой, кивнул.
— Ты умеешь радоваться мелочам, девочка, — проговорил хозяин, вручая мне коробку с подсвечником. — Пусть это чудо не покинет тебя.
Мы попрощались, и этот подсвечник был первым сувениром из «Саламандры», который я водрузила на свои полки трофеев. Так их потом прозвали мама с папой. Эти полочки были прибиты на стене в моей комнате. Сперва я ставила на них школьные учебники, но потом другие вещи, абсолютно ненужные, но бесконечно прекрасные для меня, вытеснили школьные книги. Это место было моей душой, моим домом. Это были вещи, которые говорили, кто я. Все та же восьмилетняя девочка, взирающая на мир с широко распахнутыми от восторга глазами.