Я сказала свой адрес, и Константин Александрович повел автомобиль по блестящей серой дороге. Отдаленные огни города встречали нас как старых друзей, и влажные листья сами слетались под колеса. Один из них дерзким и порывистым поцелуем коснулся лобового стекла, но дворники, чей черствый и глухой механизм еще работал, грубо смели это короткое письмо от осени.
Машина Одинцова заехала в мой двор и остановилась у подъезда. Этот безумный день заканчивался, и нам всем нужно было прощаться.
— Спасибо, — сказала я, обращаясь к обоим преподавателям. — Спасибо, что всех спасли.
Константин Александрович усмехнулся на это краем рта.
— Спасибо и вам, — кивнул он, — за то, что вовремя заглянули к нам на огонек.
Мы с Максимом вышли на улицу и заметили, что Юрий Витальевич не остался на своем месте. Взяв трость, он неуклюже выбрался из машины, окунувшись в плотный уличный сумрак.
— Поднимусь с вами, — коротко бросил он, и никому из нас не пришло в голову спрашивать его о причинах. Когда же я отворила дверь своим ключом, все стало очевидно. В квартире царствовала тишина. Сперва я уловила знакомый запах пряностей и доброты, а на вешалке в прихожей показалось драповое пальто бабушки. В следующий миг ее фигура, сухая и хрупкая, показалась в коридоре, и она, охваченная волнением, крепко прижала меня к себе. Ее глаза украсили слезы. В какой момент Юрий Витальевич успел сообщить бабушке о событиях, разворачивающихся в катакомбах старого завода, я не знала, но все переживания бабушки были написаны на ее добром лице.
— Все хорошо, бабуль, — успокаивающе бормотала я. — Давно надо было рассказать тебе…
— Это мне надо было рассказать тебе все, — произнесла бабушка, и ее теплые руки перебирали мои волосы.
— Да ничего, теперь я уже и сама все узнала, — заявила я, и все засмеялись. Взгляды Юрия Витальевича и бабушки пересеклись. Мой дотошный преподаватель латыни пришел вовсе не для того, чтобы проводить меня до двери. Кажется, впервые с момента нашего знакомства я уловила в его прозрачных глазах теплоту человеческого сердца.
— Ладно, бабуль, я пойду к себе, а у тебя, похоже, время важных переговоров, — я подмигнула бабушке, и мы с Максимом скрылись в глубине квартиры. Юрий Витальевич замешкался, так неожиданно оставшись с бабушкой в узком коридоре. Пару раз он пытался выронить трость и вообще чувствовал себя глупо. Бабушка тоже молчала. Не знаю, сколько времени они не виделись, но Афанасьев наконец сделал к ней несколько шагов и вновь встретил ее взгляд. Она улыбнулась.
— Выпьешь со мной чаю? — спросила бабушка, указав в сторону кухни.
— С тобой — обязательно! — нервничая, засмеялся старый профессор. Он коснулся бабушкиных рук, а потом неловко обнял ее за плечи. Было заметно по всем его жестам, что этот человек уже давно отвык от объятий.
— Светка, — прошептал он, и эти двое словно потерялись во времени. Афанасьев снова стал беспечным двадцатилетним юношей, обнимающим свою подругу. Вдвоем они просидели на кухне весь вечер, и тихий смех, и шорох дружеской беседы смешались с кухонным воздухом.
Мама допоздна задерживалась в школе, готовясь к завтрашним урокам, поэтому отец пришел с работы раньше нее. Он не сразу обнаружил на кухне засидевшуюся парочку.
— Привет, молодежь! — весело поздоровался он, хоть и был удивлен.
— Добрый вечер, — произнёс Юрий Витальевич, который вновь оказался смущен. Опираясь на трость, он поднялся и оправил расстегнутый черный пиджак.
— Я преподаватель Кристины из института, — представился Афанасьев и протянул отцу свою жилистую руку, сквозь морщины которой проглядывали синие вены.
— Ой-ой, — отец сделал испуганный вид, а потом добродушно засмеялся и пожал профессору руку. — Кажется, моя девочка что-то натворила…
— Нет, что вы, — махнул рукой Юрий Витальевич. — Кристина… кгхм… отлично справляется с нагрузкой… Я здесь просто так. По-дружески…
Бабушка все это время изучала взглядом поверхность стола. Почему-то она казалась себе нелепой, как и эта встреча со старым другом. Но вот странность, несмотря на свои мысли, которые осуждающими хлопьями падали на плечи, она улыбалась. Взглянув на нее, отец заметил, что она будто помолодела, и сам не смог удержать улыбки. Молча он вышел из кухни и направился в мою комнату. Когда же он открыл дверь, его улыбка сменилась удивлением.