Юра бережно придерживал голову Вари, которая все же не умерла, но была без сознания. Сторож открыл им ворота, и ко входу медленно подъехала та самая машина, на которую Толя сперва не обратил внимания. Оттуда вышел человек, — Кормышов узнал в нем мужа Вари. Он выглядел обескураженным и каким-то отстранённым. Он не помог Афанасьеву погрузить Варю в салон, а просто наблюдал за всем происходящим. Правда, мужчина сделал слабую попытку взять на руки ребенка, но Света сказала ему что-то, и он кивнул. Затем машина уехала и увезла прочь странную компанию.
Вскоре в сторожевую каморку вернулся сменщик Кормышова. Поначалу он словно не замечал Толю. Молча прислонившись к стене, он закрыл лицо руками и стоял так, пока Толя его не окликнул.
— Что случилось? — спросил он. — Она опять сюда пришла?
Грустным взглядом старик посмотрел на Толю и еще долго молчал.
— Вот оно как бывает, — пробормотал он.
— Да что тут было-то?! — не понимал Толя. — На вас лица нет!
Старик налил себе в стакан воды и залпом выпил.
— Да что было, — сказал он. — Все то же, что и в прошлый раз…
Больше старик ничего не сказал и ушел нетвердой походкой домой. Толя знал, что этой ночью произошло нечто по-настоящему страшное. Садясь на вахту, он каждую смену сосредоточенно вглядывался в толпу заходящих в институт студентов, но, как не старался, не видел среди них Юру и Свету. Примерно через неделю ребята сами подошли к Толе, якобы просто поболтать, и никто не заикался о произошедшем той ночью. Кормышов решил спросить обо всем сам. Сказал, что видел их утром, но это ни к чему не привело. Света промолчала, а Юра посоветовал забыть обо всем, что он видел.
— Варя переводится в Московский мед, — сообщил Афанасьев. — С ней теперь все будет хорошо, и эти случаи больше не должны нигде фигурировать.
Лицо Светы было грустным. Она кивком подтвердила слова Юры, но все трое знали, что дела плохи. Кормышов молча вернулся к вахте, а двое друзей, постояв еще немного рядом, ушли на лекции.
***
Вечерняя мгла уже захлестнула город, и проем окна в сторожевой каморке Анатолия Степановича зиял густым фиолетовым мраком. Он закончил свой рассказ, но я еще какое-то время не могла произнести ни слова. События, описываемые сторожем, всплывали в моем воображении так явно, будто я сама стала их свидетельницей. Было страшно. Все, что рассказал Кормышов, походило на жуткий сценарий к фильму, с одной поправкой, что все это было в самом деле. Моя бабушка и Юрий Анатольевич предстали передо мной совсем в ином свете. Для меня они были взрослыми людьми, а тут я словно посидела с ними за одной партой.
— А что случилось с Варей дальше? — спросила я, с трудом покидая этот воссозданный Кормышовым мир грез и теней.
— Полагаю, ее жизнь наладилась после переезда, — предположил сторож.
— Но что же все-таки произошло? — не унималась я. — Где она пропадала? Почему ее тянуло в подсобку? И как…
— Кристина, — грустно засмеялся Анатолий Степанович. — Кого ты спрашиваешь? Я рассказал все, что знал. Я видел Варю спустя какое-то время в институте. Она выглядела вполне нормальной. В тот день, по словам твоей бабки, она пришла забрать свои документы. Якобы ее муж нашел работу в столице, и она переводилась в какой-то другой институт. Названия я тебе не скажу, потому что ничего в этом не понимаю. Я хотел поздороваться, но она прошла мимо меня, будто никогда не знала. Я не стал настаивать. С того дня я больше не видел Варю. Но Света периодически передавала от нее новости.
— Бабушка, — прошептала я, качая головой. Неужели только она знает все ответы в этой истории?
— Если она не лгала, то Варя прекрасно себе жила и училась в Москве, воспитывала сына Арсения, — проговорил Кормышов. — Да и зачем ей обманывать какого-то сторожа?.. Ну, как тебе все это?
Я призналась, что история меня поразила. Правда, было кое-что еще. Мое сердце подсказывало, что это только часть истории. Самая безобидная часть.
Глава 7
Осенний сумрак, теплый и свежий, постепенно сгущался вокруг нашего небольшого городка. Я нырнула в салон автобуса и постаралась забыть на какое-то время рассказ Кормышова. К счастью, это оказалось несложным. Я знала, что до встречи с Максимом осталось совсем немного, и это вызывало во мне беспричинную и немного тревожную радость.
Дома я оставила вещи и быстро поужинала. Родителям сказала, что убегаю по чрезвычайно важным делам, и мама с папой, заговорчески переглянувшись, не стали меня допрашивать. Похоже, я выглядела взволнованной и воодушевлённой, что меньше всего мне требовалось сейчас. Я ни в коем случае не хотела показаться Максиму безрассудной девчонкой, которой обещание встречи вскружило голову.
Я вышла из дома, прошла около трехсот метров, петляя в узких переулках, и оказалась у здания почты. Вдалеке небо еще сохраняло светлые полосы, тогда как надо мной, пробиваясь сквозь плотные облака, начинали проглядывать первые звезды.
Позади почты была детская площадка, и мне сразу стал виден темный силуэт на фоне открытой местности. На качелях сидел Максим. По самым скромным подсчетам, я опоздала минут на пятнадцать. Но парень, прислонившись головой к железным прутьям качелей, спокойно ждал и немного улыбался.
— Прости, я опоздала, встряла в институте…
Давыдов, не дослушав, засмеялся и жестом пригласил меня сесть в кабинку качелей напротив него.
— У тебя глаза горят, — заметил Максим, пристально глядя на меня. Я сделала непонимающий вид, ожидая подвоха.
— Я недавно гипертиреозника такого смотрел, — продолжал Давыдов, и я захохотала. Это, кажется, был не комплимент.
— Себя давно видел? — спросила я.
— О, — парень неопределенно махнул рукой. — Я уже с сентября выгляжу как стабильный зомбак от этого недосыпа.
— Зомбак от недосыпа это я, — мне не хотелось отдавать Давыдову свое место в очереди. — Скоро покроюсь мхом и пущу корни в анатомичке.
— Не знаю, — спокойно улыбнулся Максим. — На вид ты очень хороша.
— Опять сарказм? — мне стало смешно. Я не могла в серьез обижаться на слова друга.
— Ты удивишься, — качнул головой он, и я решила, что соревнование в сомнительных остротах пора прекратить.
— Я здесь как раз за этим. Так что на самом деле произошло с врачом?
Максим вышел из кабинки качелей и предложил пройтись. Снова ступая по дорогам нашего города, я чувствовала себя влюбленной и живой. Не знаю, как я не видела этого раньше. Это странно, ведь у нас с Максимом было целое лето. И много других месяцев, что скрепляли нашу дружбу. А теперь, когда столько условностей разделяло нас, я не могла поверить, что оказалась такой глупой.
Давыдов рассказал, что в то утро он приехал в пансионат одним из первых. Но заведующий был уже мертв, и медперсонал сообщил об этом в милицию. Приехало два сотрудника. Максим не сразу понял, зачем они здесь, но, услышав отрывочные фразы об убийстве, решил держаться к ним поближе. Двух врачей из отделения пропустили в кабинет заведующего. Остальные стояли у двери и с любопытством заглядывали внутрь, пока один из сотрудников не попросил всех уйти. Максим, который в белом халате ничем не отличался от других работников больницы, крутился поблизости. Ему удалось увидеть, что тело Краснова находится в рабочем кресле.
— Удар ножом в живот, — услышал парень голос одного их милиционеров. — Где судмедэксперт?
— Едет, — ответил другой, видимо, помощник. — Думаете, его кто-то из психов прибил?
— Сомневаюсь, — проговорил следователь. — Такое впечатление, что он обнимал убийцу, и тот неожиданно всадил лезвие… Он знал преступника, более того, доверял ему и был в близких отношениях.
— Думаете, это баба?
— Черт знает, щас все осмотрим и допросим людей, потом будем думать…
Больше Максиму ничего не удалось узнать, потому что приехали другие ребята. Врач, который должен был вести занятие, все отменил и отпустил студентов.
— Я, конечно, никому не стал об этом говорить, — признался Максим. — Очень это странно все.