Мы зашли в один из дворов и сели на деревянную резную лавочку. Становилось чуть холоднее. Нас окружали девятиэтажные дома, во многих окнах которых уже зажегся свет. По глухим теням, мелькавшим порой в проемах окон, можно было догадаться, как люди, вернувшиеся с работы в дом, проводят этот вечер. Кто-то окружен, семьей. Кто-то, напротив, совсем один. За каждым таким окном была история, и мне казалось, что я могу узнать каждую из них, стоит лишь прислушаться.
— Не то слово, — проговорила я. — А я сегодня вечером разговаривала с Анатолием Степановичем, и ты не поверишь, что удалось узнать.
Опуская детали, я рассказала Максиму все, что знала и, надо заметить, Давыдов оказался поражен теми далекими событиями, развернувшимися в стенах нашего института.
— Ну что, ты понял? — спросила я, окончив рассказ.
— Понял что? — Максим принялся тереть глаза. — Что Варя и Остапова один и тот же человек? Ты к этому вела?
Я немного смутилась. Пока эта мысль была в моей голове, она казалась вполне разумной, но стоило ей прозвучать, как она растеряла часть своего смысла.
— И на чем это основывается? — продолжал Давыдов.
— На том, что обе свихнулись, им делали кесарево, и обе напевали жуткую колыбельную, — проговорила я. Максим пожимал плечами.
— Ну… В принципе, может сложиться, — протянул он. — Выходит, болезнь Вари началась в молодом возрасте. Она вышла замуж, через какое-то время с ней случился приступ, ее нашли в подсобке. Она рожает ребенка, потом снова сбегает в подсобку уже с малышом, после этого муж помещает ее в дурдом, а сам переезжает в Москву с ребенком.
— Или без, — сказала я. — Мы не знаем, зачем она взяла мальчика в ту ночь с собой.
— Думаешь, она хотела что-то с ним сделать?
— Кто знает, Кормышов видел на полотенце следы крови.
— Он видел темные пятна, — поправил Максим.
— Щас убью! — пообещала я. Давыдов преднамеренно опровергал все мои предположения, и я начинала злиться. Теперь же Максим, захохотав, примирительно поднял руки вверх.
— Ладно, прости, но мне непонятно, для чего менять имя жены, — сказал парень. — В сущности, это ни на что не повлияло. Он уезжал в другой город, где его никто не знал. Чтобы сменить все документы, потребовалось бы задействовать какие-то связи.
— Ты прав, — кивнула я. — К тому же, с новыми документами он не смог бы беспрепятственно навещать ее в больнице. Пришлось бы ставить в известность кого-то из врачей.
— Может, он и не собирался ее навещать, — предположил Давыдов. — Если она и правда сделала что-то с сыном, его единственным желанием было бы забыть этот кошмар. Вряд ли она оставалась для него женщиной, которую он любил.
— В болезни и здравии, — пробормотала я, и Максим ответил мне печальной улыбкой.
— А что смерть врача? — вспомнил Давыдов. — Думаешь, она как-то связана с этой Варей или кто она там, я уже запутался…
— Пока на этот счет предположений нет. Но я хотела посмотреть на эту женщину и заодно, может, чего узнаю про заведующего.
Сперва Давыдов не сразу понял, о чем я, а потом медленно повернулся ко мне.
— Ты серьезно? — спросил он.
— Вполне, — кивнула я. — Тебе что-то не нравится?
Давыдов, как всегда, сделал свой излюбленный жест, — закрыл глаза ладонью и засмеялся.
— Я-то, положим, переживу, — начал он. — Но… занятия могут отменить.
— Вам бы позвонили заранее, — заявила я.
— А что препод скажет, когда увидит, что в группе новый студентик?
— Брось, он вас толком не запомнил. Одним больше, одним меньше, это не существенно.
— А что ребятам скажем?
— Что у меня окно и мне негде посидеть!
— Это смешно.
Я вздохнула и посмотрела на Давыдова.
— Не будь занудой, — попросила я. — Просто скажи, что тебя интересует только то, что подумает Даша.
Мне досталась еще одна насмешливая улыбка.
— Не понял, к чему прозвучало ее имя? — Максим вопросительно поднял бровь. — Разве она имеет к этому какое-то отношение?
— Зависит от того, что происходит у тебя с ней, — произнесла я, чувствуя, как атмосфера перестает быть дружелюбной.
— Или от того, что происходит у меня с тобой? — усмехнулся парень.
— У нас с тобой ничего не происходит, — я пыталась казаться невозмутимой. — Я просто хочу прийти завтра в это чертово отделение.
Максим с равнодушным лицом пожал плечами.
— Что ж, — проговорил он. — Я сказал свое мнение. Но запретить тебе я ничего не могу. Если хочешь прийти, я не буду препятствовать.
«Лихо!» — подумала я. Максим поставил меня на место и при это словно ничего и не сказал. Но я не собиралась так просто сдаваться. Мне нужно было посмотреть на эту женщину, что когда-то была подругой моей бабушки. Зачем? Не знаю. Но после всего, что рассказал Кормышов, я словно сама стала частью этого прошлого.
— Если хочешь, встретимся завтра на остановке в восемь-десять, — Максим вывел меня из раздумий. — Автобус идет прямо до пансионата. Только не опаздывай, иначе придется добираться с пересадками.
— Не злись, — попросила я. — Обещаю хорошо себя вести.
Максим покосился на меня.
— Ты? — усмехнулся он. — Не верю. Но завтра посмотрим. Идем к дому?
Я взглянула на часы в телефоне и, увидев, что уже полдесятого, поразилась, как быстро пролетело время. Пока мы возвращались и разговаривали о разных пустяках, Максим временами смотрел на меня смеющимся взглядом, в котором я уже ничего не могла прочитать.
— А все-таки, это забавно, — проговорил друг. Мы свернули в пустынную аллею, где голые прутья деревьев сплетались над нашими головами. Оттого казалось, будто звезды висят прямо на ветках.
— Ты можешь поверить в то, что мы снова бродим по этому городу? В последний раз это было так давно, — вспомнил Максим.
— Непростительно давно, — засмеялась я. — Помню, летом мы раньше двенадцати домой не возвращались.
— Сейчас на это нет времени, — произнес Максим, и наших лиц коснулся порыв холодного, осеннего ветра.
— Или желания? — вырвалось у меня.
— У тебя? — спросил Давыдов, и я опешила от этого вопроса.
— Я этого не сказала.
— А что ты сказала?
Продолжать этот разговор становилось бессмысленно. Я не хотела испугать Максима тем, что не могу перестать думать о нем. Тем временем ветер, казалось, потянул сильнее, и нам нужно было прощаться.
— Что лето закончилось, и я хотела бы вернуть то время, — сказала я, а мы уже приближались к моему дому.
— Я тоже, — кивнул Максим, спокойно улыбаясь. — Но это невозможно… Ты хочешь что-то сказать?
— Хочу, — проговорила я. — Но я не хочу выглядеть глупо.
Максим беззвучно засмеялся.
— Учитывая мое отношение к тебе, можешь этого не опасаться, — проговорил он. — Поэтому будет проще, если ты сразу скажешь, что ты хочешь.
Меня вдруг разозлила эта фраза и то, как спокойно он ее произнес. Выходит, Максим ждет, что я все сделаю сама, и ему не придется ничего говорить мне? Это же просто смешно. Правда, в тот момент я уже забыла о том, как Давыдов пытался начать этот разговор, ожидая меня в парке. Но тогда все было иначе, и я еще не узнала своих чувств к нему.
— Наверно, это очень удобно, — сказала я, не пытаясь скрыть иронии.
— Кристина, дело не в этом, — покачал головой Максим, каким-то невероятным образом догадавшись о тех мыслях, что крутились сейчас в моей голове. — Ты говорила, мы друзья. И ты не сказала, что это изменилось… Я тоже не хочу выглядеть глупо.
Мне было ясно каждое его слово. Мы молчали. Не знаю, о чем он думал, но мне нравилась даже эта тишина. И эта иллюзия, что мы все еще близки. Подъезд моего дома неумолимо приближался к нам. Или мы к нему. Это было неважно. Все было неважно кроме того, что через несколько минут я останусь одна.
— Тогда не будем ничего портить, — сказала я. Ни одно из моих чувств не выражалось на лице или в голосе. Для Максима я была все той же равнодушной девушкой, что не пришла когда-то в парк.
— Спокойной ночи, Максим.
***
Промозглое утро казалось серым и мрачным. Таким же, как лица людей, окружающих нас с Максимом на остановке. Сентябрь заканчивался. В лужах громоздились истлевшие от влаги листья, а плотные облака надежно прятали солнечный свет.