– Что тут искать, – проворчал Колька, и тут Сорокин снова порадовался.
Оправдался и этот расчет: глаза у Пожарского сузились, сам он собрался-подобрался, и стало ясно, что в его голове процесс мыслительный идет именно в ту сторону, в которую надо.
– Николай Николаевич, камин.
– Что – «камин»?
– Давайте камин посмотрим.
Сорокин весьма искусно изобразил удивление, воодушевление и, не особо боясь переиграть, добавил восхищения.
– А ведь точно! Тайники в камине – известное дело.
– Точно, точно, – заторопился Пожарский, подходя к камину, зачем-то ощупывая его, точно рассчитывая, что вот-вот сейчас откроется неведомый Сезам, – я еще тогда заметил, что трогали дымоход, и совсем недавно. А зачем, если его не топят? Вьюшка была сдвинута с места, а была раньше закрыта и забелена. Ее стронули с места, посыпался мел и старая ржавчина.
– Табуреточку, табуреточку возьми, – вставил Сорокин и сам ее пододвинул.
Колька мигом взобрался, достав из кармана перочинный ножик, принялся постукивать рукоятью по кирпичам. Наконец ему показалось, что один из кирпичей отозвался по-другому, в отличие от своих собратьев.
– Смотрите, по цвету замазка отличается.
– Думаешь? По мне, так одинаково…
Колька с досадой настаивал:
– Да вот же, сами смотрите! – и он принялся с энтузиазмом ковырять замазку.
Разумеется, и одним глазом капитан видел, что швы неоднородны. «Состав разный, там, где кирпичи ближе к стене, более монолитный и цвет другой», – просто ему совершенно не хотелось самому взбираться на шаткий табурет, ковыряться ножиком, пачкаться в мелу. Надо дать дорогу молодым.
Швы начали поддаваться. Колька, извлекая замазку по одному кусочку, наконец освободил кирпич. Тот подался легко, поскольку оказался восьмушкой от целого. Подняв его победоносно, точно ценный трофей, провозгласил:
– Смотрите!
Вежливо порадовавшись, Николай Николаевич поинтересовался:
– А там-то что есть?
Колька, чиркнув спичкой, посветил в открывшуюся нишу:
– Пусто. И край острый. Смотрите, Николай Николаевич, плитка откололась.
– И что?
– А то, что Зойка ко мне приходила за зеленкой, – терпеливо объяснил Пожарский непонятливому капитану, – и на пальцах у нее как раз такие порезы были. И у этого, который инспектор. Погодите! Значит, они заодно и вместе что-то искали?
– Хорошо мыслишь, тезка, – похвалил Сорокин, на этот раз искренне. – А теперь, Колька, о главном: соседка твоя, Зойка, снова куда-то запропала, так что отправляйся, благословясь, к Ольге и следи, чтобы у нас в районе, упаси бог, очередного несчастья не случилось.
Во всем, что касалось Ольги, Колька соображал со скоростью света. Его тотчас как ветром сдуло, только ботинки застучали вниз по лестнице.
«Вот умный. Как же я квартиру закрою? Ну-с, ладно, – Сорокин все-таки лично влез на табурет, исследовал нишу, – ну да, похоже, что недавно опустела коробочка. Пыль вот, нетронутая по краям, а посередке сметена».
И вот при вскрытии кто-то довольно сильно порезался о сколотый край изразца, пущенного лентой вокруг трубы, поскольку на нем были поспешно стертые коричневато-бурые следы.
«Именно такие и были на пальцах покойного Печника-Шерстобитова, что отмечено и в протоколе осмотра трупа, составленном на месте, за подписями Волина и Симака, и в бумагах, составленных при вскрытии. Это уже не домыслы, а факты. И Колька говорит, что такие были на пальцах Зойки – это свидетельское показание незаинтересованного… ну, пусть немного обиженного лица».
Он снова взял перламутровую рамочку, наклонив под углом, глянул на свет: «Конечно, все протерто, да еще тщательно. Не могла Зойка оставить следов, она ж помешана на уборке. Хорошо, что Колька умный лишь местами и купился на угрозу “пальчики снять”. Только понять бы, для чего все это, с какой целью?»
Пока он точно не мог ответить на этот вопрос. Однако все более укреплялся в мысли о том, что Татьяна Ивановна свою кровиночку не увидит, и не потому, что она, убегая от соблазна пионерского, подалась в скиты предаться богомыслию. Ну, с этим как раз легко сладить, нужно лишь – исключительно в данном случае – создать видимость бурной, лихорадочной деятельности по поискам Зойки.
И еще раз дернуть горархив, возможно, уже что-то по его запросам проявилось.
Глава 19
Несмотря на все превратности велосипедной судьбы, «трупенфарад» оказался бодрым старикашкой, без труда рассекал по проселку, точно по дойчебану, знай не забывай подкручивать педали.
Несмотря на отличную скорость и даже удобство, Сергей ощущал себя недобитым фашистом, который тащится по первому приказу неизвестно куда, невесть зачем, а в итоге обязательно его ожидают крупные и мелкие беды, равно как и роль виноватого во всем.