– Тогда благоволите обождать в прохладе и удобствах. Я вам сейчас в его приемной стульчик выставлю, поскучаете с комфортом.
– С удовольствием. Я ж к вам с того края города, вроде бы всю дорогу сидела – и все равно утомилась.
– Ну вот и отдыхайте пока, а товарищ капитан скоро прибудет, даже не сомневайтесь.
Водворили посетительницу в приемную начальника отделения, плотно прикрыв дверь, Лапицкого определили в клетку, а Зою оставили в кабинете.
– Вы тоже обождите, – попросил Акимов пацанов, – вы нужны.
– А мы всем нужны, – весело заметил Пельмень.
Тут как раз кстати простучали по коридору знакомые шаги, Сорокин возник на пороге, воодушевленный и жизнерадостный.
– А! Вся гвардия в сборе. Все, о встрече с кем я мечтал. Жаль, конечно, что двоим уже выволочку не устроить, на путь истинный их не наставить. Черти их небось в котлах варят, как считаешь, Зоя?
– Чего я сразу?
– Ну-ну. Посмертная их участь в самом деле тайна, – подхватил Сорокин, – а вот личности тех, кто их до времени в пекло отправил, – уже нет. Зойка, не догадываешься, о ком я?
– О ком? – пробасила она, выкатывая бессмысленные глаза.
– О Гарике, то есть Игоре Шерстобитове. Да и о Хмельникове. А главное, признаться, жалею о Зойке Брусникиной.
– Тут я.
– Нет, детка, ты – не она, – со змеиной ласковостью возразил капитан, – и хотя, говорят, нельзя отбирать тигрят у тигрицы, а у женщины – ее заблуждение, придется и Татьяне Ивановне раскрыть глаза на то, что ты – не ее дочка.
– А вы уверены? – спросил Колька. – Мать-то ее признала.
– Ну, это как раз не доказательство.
– А что же доказательство? – прищурилась девчонка.
– Это как раз очень просто. Товарищ Акимов, тащи чернила для дактилоскопии.
– Есть, – Сергей вышел.
– Вот и славно, – чуть ли не потирая руки, одобрил Сорокин и вдруг, ни с того ни с сего, ухватив Кольку и Андрюху за шеи, облобызал в макушки: – Эх, голуби вы мои! Вы ж себе представить не можете, что наворотили, – и все… Слышите? Все благодаря вам!
– Интересно было бы в двух словах узнать, с чего это им такая честь, – спросил Остапчук, – мы вот с Акимовым попа выловили за самоуправным вскрытием могил…
Не то что сорокинский глаз вылез из орбит, но было близко к тому:
– Что?! Шутите так, товарищ сержант?
– Нашли шутника, – проворчал Иван Саныч.
– Вот это удача, – почему-то порадовался капитан.
– Чего удача? – не понял сержант. – Вон, в клетке сидит поп, вас дожидается. Тот самый, который примерный, участник подполья, к власти верный и вообще редкая умница – и такими делами занимался. Могилки раскапывал, не дожидаясь разрешения.
– Врете, – вдруг лязгнула Зойка не своим голосом, – все врете!
– Ну вот с тебя начнем, раз такая шустрая, – пообещал Сорокин.
Зойка, привольно откинувшись на спинку венского стула, нарочно им скрипнула – оглушительно, противно, презрительно цыкнула:
– Других на понт бери, начальник. Мне эти твои угрозы с мест – тьфу и растереть.
– Только попробуй, – предупредил капитан, – заставлю все тут вымывать, носовым платком. С вышитыми буквами «И.Ш.». Ну, чего дергаешься? Вот, при Пожарском скажи: был инспектор с проверкой дымохода или нет?
Она нагло ответила:
– Нет, – а глянув на Кольку, с сожалением прибавила: – Знать бы, что ты такая падла…
– Что, угостила бы своей фирменной водочкой, что для друзей держишь? – подхватил Сорокин. – Говори уж, все свои.
Колька сначала хотел заявить, что ни черта не понял, но в памяти всплыли посиделки ночью у костра, на рыбалке. Вспомнил, как отказался от рюмочки у костра, и мысленно перекрестился. Спасибо организму, не принимает крепкое…
– Кое-кому хорошо бы ремня врезать, – выдвинул предложение Пельмень.
– Нет, этим не отделается, – пообещал Николай Николаевич, – но если добровольно расскажет о своих подвигах, то, как и положено…
– Не сотрясай воздух, начальник. Ничего не скажу.
– Как знаешь. А вот и товарищ лейтенант. Пальчики он у нас катает – слов нет как хорошо.
– Я не стану, – чуть побледнев, заявила Зойка, – несовершеннолетняя я, только при законном представителе.
– По закону тебе? – уточнил Сорокин. – А ты по какому закону по квартирам лазишь? Людей гробишь? Что за закон такой, который позволяет вот так, за здорово живешь, влезать в чужую жизнь, на материнском горе паразитировать? Ну-ну, отвечай!
Зойка, раздувая ноздри, молчала, Сорокин закончил:
– Ну вот что. Если невиновна – чего боишься пальцы откатать? Если виновна – себе же хуже сделаешь. И учти еще, что многое из того, что я о тебе знаю, никто не знает. Десять секунд тебе на размышление.