– А ты, голубка, почем знаешь? Разве была там?
Она с заносчивым видом отвернулась.
– Продолжим наши игры, – капитан подошел к двери, пригласил:
– Попросим гражданина попа. Добро пожаловать, гражданин Лапицкий, надежный товарищ, активный деятель подполья непокоренной Белоруссии…
– Все верно, хотя как-то не очень почтительно, – деликатно заметил поп, вошедший в сопровождении Остапчука.
– По отношению к вам?
– К павшим товарищам.
– А их я совершенно не задел, – капитан указал на стул, – садитесь вот, рядом с этой девицей.
– Зоей? – удивился Лапицкий. – Да, конечно.
– Скажите, Марк Наумович, вы там, в коридоре, никого знакомых не встретили? – спросил капитан.
– Встретил. Акимова, Сергея Павловича.
– А женщина с ним?
– Да, была и дама.
– Незнакомая?
– Не имею чести.
– Что ж, хорошо, – капитан, приоткрыв дверь, пригласил женщину войти и спросил у нее: – Уважаемая Анастасия Степановна, кто-нибудь из присутствующих вам знаком?
– Нет.
– А вот этот гражданин, – он указал на попа.
– Мы вместе только что сидели в коридоре, – улыбнулась женщина, – но имени его не знаю.
– Спасибо. А вот эта личность, – Сорокин указал на Зойку, – вам не встречалась?
Анастасия Степановна заверила, что нет.
– А вы не торопитесь. Припомните, может, в сорок втором, в Минске?..
Зойка чуть заметно вздрогнула, но тотчас сделала вид, что ей просто срочно понадобилось поменять позу. Анастасия Степановна, похоже, была готова отвечать «нет» на все вопросы, но остановилась, некоторое время вглядывалась, потом, явно колеблясь, произнесла:
– Н-нет, не припоминаю.
Зоя усмехнулась, явно расслабившись, и заявила:
– Довольно. Балаган и фарс. За уши притянуто. Еще сейчас, чего доброго, обвините в военных преступлениях, а заодно и всех нераскрытых делах у вас по району. Откупоривайте ваши чернила, гражданин лейтенант.
– Я же сказал, что Зоя передумает, – констатировал Сорокин, – приступайте, Сергей Палыч, а мы пока пройдем в приемную, оформим протокол допроса гражданки… – он повернулся к женщине и со значением закончил: – Лапицкой. Матушки Анастасии.
Капитан проводил женщину в кабинет, прикрыл дверь, пригласил садиться.
– Мы одни, матушка. Давайте разговаривать. Вы не желали прилюдно.
– Верно.
– Вам в канцелярии патриарха сообщили, что тут в приходе служит протоиерей Лапицкий, Марк Наумович.
– Да. Видимо, произошла ошибка.
– Дело в том, что один из товарищей в том кабинете утверждал, что это он Лапицкий Марк Наумович.
– Неудачная шутка, – помолчав, заметила она, – прямо скажу, плохая. Видать, в самом деле надо смириться. Мне сообщили, что расстреляли батюшку, но я, понятно, все надеялась… ведь были случаи. Простите.
– Я сочувствую вам, – искренне заверил Николай Николаевич, – но интересы истины прежде всего.
– Спрашивайте.
– А вот девушка, одетая как мальчик, вам знакома.
Женщина вздохнула:
– Да, ее я знаю. Леночка Гауф, она играла в театре.
– Кого же? – удивился Сорокин.
– Ну кого-кого, уж наверно не Офелию, – улыбнулась Лапицкая, – она травести. Играла мальчиков – Тома Сойера, Кая, Ши Тао, ягнят, пионеров. Всего не упомнишь. Сами видите, какая она.
– Да, приметная, – согласился капитан, – но во время войны она, конечно, сменила амплуа.
– Вы правы. Она работала машинисткой, в общем отделе… – и, сделав усилие, закончила: – В гестапо. – И тотчас подчеркнула: – Я не имею в виду ничего плохого.
– А что же имеете?
– Выживших спросите – все скажут, что она не душегуб. Она фольксдойче, свободно говорит на немецком, а жить чем-то было надо. Она была только машинисткой, потом – заведующей канцелярией. Как видела знакомых в списках на расстрел – сообщала, она спасла многих.
Сорокин со вздохом заметил:
– К сожалению, с тех пор многое изменилось.
Но Лапицкая твердо сказала:
– Товарищ капитан, я ничего под запись говорить не стану. Я знаю, что бывает с теми, кто работал в гестапо, даже просто мыл полы или печку топил. Не желаю грех на душу брать.
Капитан, вздохнув, встал, пожал ей руку.
– Что ж, матушка, спасибо вам и на этом. Вы уж извините, что пришлось вас сорвать с места.
– Ничего, вы же не для своей прихоти, – она глянула на часы, – поеду я. Так что, вызовут меня?
Николай Николаевич, подумав, предположил, что вряд ли, но все может быть.
Распростились по-хорошему. Капитан вернулся в кабинет, переоборудованный в лабораторию.
– Что, готово?
Акимов с тихой гордостью указал на сохнущую «дактокарту» из подручного листа. Зоя с брезгливым выражением лица вытирала пальцы. Лапицкий, взяв себя в руки, делал вид, что все происходящее его занимает, но не очень.