ГВИДО : Вы управляете не провинциальным городишкой! Само понятие внутренней политики не имеет никакого смысла в сравнении с вашей ответственностью за планету.
МИШЕЛЬ : Мы используем те же слова, но придаем им разный смысл
ГВИДО : Смысл, смысл! О чем вы говорите, в конце концов?
МИШЕЛЬ : Пора вымести сор из избы.
ГВИДО : Как вы это понимаете?
МИШЕЛЬ : Да вы решительно туги на ухо!
ГВИДО : Прошу прощения. Но я не понимаю, какое направление вы хотите задать Церкви. И я боюсь, что я тут не одинок.
МИШЕЛЬ : Беспокоиться не стоит: белый цвет несет с собой ясность. Хотите выдержку из моей папской программы? Предпремьерный анонс ?
ГВИДО : Пожалуйте.
МИШЕЛЬ : Отлучения от церкви, реформа индекса …
СТЕФАН : Господь Бог!
МИШЕЛЬ : Рукоположение в сан женщин, отмена целибата …
СТЕФАН : Господь Бог!
МИШЕЛЬ : Педофилия …
СТЕФАН : Господь Бог!
МИШЕЛЬ : Это для начала.
СТЕФАН : Господь Бог !
МИШЕЛЬ : О, чуть не забыл. Две вещи, впрочем, некоторым образом связанные друг с другом: порвать связи с мафией …
СТЕФАН : Ох!
ГВИДО : И?
МИШЕЛЬ : И оздоровить финансы церкви.
ГВИДО : Просто слезы наворачиваются.
СТЕФАН : Я тоже хотел сказать.
МИШЕЛЬ : Не сдерживайте себя. Если выплакаться как следует, говорят, потом становится легче.
Стефон и Гвидо переваривают сказанное Мишелем и берут себя в руки.
СТЕФАН: Но вы не тронете каноническое право?
МИШЕЛЬ: Почему же? Оно что, неприкасаемое? Каноническое право – не священная корова. Иначе бы все про это знали.
СТЕФАН: Но против вас восстанут все поборники традиции. Это не пройдет. Они будут противиться всем вашим идеям. Вы окажетесь в меньшинстве.
ГВИДО : Впрочем, я не вполне понимаю, что можно подправить в каноническом праве. Оно – гарант стабильности. В нашу абсолютно безумную эпоху стабильность – это магнит, он притягивает заблудшие души, которые вы собираетесь защитить своим мечом.
МИШЕЛЬ : Видите ли, я не полностью разделяю ваше мнение, монсеньер. Мне кажется, надо перелопачивать те или иные аспекты, чтобы они шли в ногу со временем. Есть разница между стабильностью и окаменелостью.
СТЕФАН : Вы пугаете меня!
МИШЕЛЬ : Вы слишком чувствительны для церемониймейстера.
ГВИДО : Но что же вы хотите изменить? Все ведь хорошо?
МИШЕЛЬ : Ну, я считаю не вполне христианским актом отлучение от церкви женщин, иногда почти девочек, которые сделали аборт после изнасилования. Некоторые из наших собратьев не колеблясь идут на такой шаг, прикрываясь каноническим правом. Такое дополнительное наказание мне не по душе.
СТЕФАН : Но что вы скажете насчет священного права на жизнь? Аборт – это убийство. Ребенок во чреве матери ни в чем не виноват.
МИШЕЛЬ : Аборт – это трагедия. Я не говорю, что надо поощрять его, – естественно, наша роль не в том. Но я намерен слегка реформировать каноническое право в этом вопросе.
ГВИДО : Это никогда не пройдет. Наши дебаты станут для вас крестным путем.
МИШЕЛЬ : Буду нести свой крест. (Пауза). Впрочем, на современный лад.
СТЕФАН : На современный? Иисус уже пронес свой крест две тысячи лет назад.
ГВИДО (придирчив к датам) : Чуть больше.
СТЕФАН : Неважно. Не вижу, что тут может быть современного.
МИШЕЛЬ : О, я имел видел в виду не крестный путь, а скорее, скажем, его освещение в СМИ. В конце концов, разве сама церковь – не пример потрясающего маркетингового успеха? Значит, надо просто повысить рентабельность медиа-активов. Термин «рентабельность» – должен прийтись вам по вкусу, монсеньер Фальконе?
ГВИДО : Освещение в СМИ? Не понимаю. Наши дебаты ведутся в закрытом режиме. Ничего «медийного» в них нет. Конечно, если вы объявите горячую тему, то в Ватикан соберутся все журналистские камеры мира. Но поскольку они останутся за стенами, то не увидят, как вас – извините за выражение – будут распинать на кресте всякие традиционалисты.
СТЕФАН : Консерваторы.
ГВИДО : Неважно !
МИШЕЛЬ : Кто вам сказал, что камеры останутся снаружи?
СТЕФАН : Вы же хотите закрыть им доступ в Ватикан?
МИШЕЛЬ : Нет.
СТЕФАН : Вы же не хотите …
МИШЕЛЬ : Додумайте вашу мысль до конца, монсеньер фон Харден. Вы увидите, вам станет легче, когда она выйдет у вас изо рта.
ГВИДО : Вы же все-таки не хотите …
МИШЕЛЬ : А, вам тоже пришла эта мысль. Прекрасно. Видите, в конечном счете, я не так одинок.
СТЕФАН : Но все же ! Вы же не разрешите камерам снимать наши дискуссии? Это немыслимо.
МИШЕЛЬ : Снимать – и напрямую! Транслировать на всю планету! Как футбольные матчи. Хорошая идея, разве нет? Так вот, я действительно намерен усилить прозрачность и гласность Церкви по некоторым общественно-значимым темам. Кстати, раз уж мы заговорили об отлучении: я включу в повестку дня добавление в каноническое право одной статьи. Видите, я не только отменами занимаюсь. Вы должны быть довольны: количество статей в своде останется тем же. Неизменным. Не застывшим, но стабильным. Не нужно будет менять нумерацию.
Стефан и Гвидо вопросительно переглядываются, потом снова поворачиваются к Мишелю.
МИШЕЛЬ : Женщины, девушки, совсем еще девочки не будут подвергаться отлучению, если они решились на аборт после изнасилования, – но я включу в повестку систематическое отлучение священнослужителей за педофилию. Божественная кара будет в союзе с людским судом. Тогда мы увидим, какие кардиналы осмелятся высказаться против таких резолюций, – не в удобной обстановке закрытых дискуссий, но перед лицом мира, вверенного нам Господом. И голосование, естественно, будет проводиться подъемом руки.
СТЕФАН : Но эти дискуссии займут месяцы, даже годы. Церковь не легка на подъем, инерция – это тоже ее сила.
МИШЕЛЬ : Две недели.
СТЕФАН : Что – две недели?
МИШЕЛЬ : Может, и меньше.
СТЕФАН : Невозможно.
МИШЕЛЬ : Вы что, не верите в чудеса?
СТЕФАН : Невозможно.
МИШЕЛЬ : Да вы увидите. Мы возродим эту прекрасную традицию. Это должно вам понравиться! Мы соберемся конклавом, но с помощью интернета он станет открытым. Дискуссии будут начинаться сразу после заутрени и заканчиваться с закатом. Нас это мало должно заботить, потому что солнце мы вряд ли увидим. Ведь мы будем заперты здесь все вместе. Как в старое доброе время. А в плане пропитания, облегченный рацион будет особо располагать к духовной пище. Вы увидите, монсеньер Фальконе: фрукты, хлеб, вода – это очень здоровая пища. Вы просто помолодеете. Во всех смыслах.
ГВИДО : Но чего вы хотите добиться этими камерами ? превратить наши дискуссии в Дом-2? Так выглядит, в вашем понимании, Церковь 21 века ?
МИШЕЛЬ : Ну же, успокойтесь. Камеры, естественно, не будут вездесущими, и монашеские кельи будут ограждены от досмотра. Те монашеские кельи, в которых мы все, кстати, будем жить. По трое в келье. Все без исключения.
ГВИДО : Но я же не могу спать с кем попало!
МИШЕЛЬ : Представьте себе, я об этом подумал. Надеюсь, общество Монсеньера фон Хардена вас устроит.
Стефан и Гвидо заговорщицки переглядываются.
ГВИДО: Лучшего невозможно и пожелать.
МИШЕЛЬ: Мне больно это слышать.
СТЕФАН : Неужели?!
МИШЕЛЬ : Я постараюсь быть такой же приятной компанией, как и Монсеньер обер-церемониймейстер, если вы не возражаете против моего присутствия в вашей келье.
ГВИДО : Разумеется, Ваше Святейшество, разумеется. Я не смел надеяться. Это честь.
МИШЕЛЬ : Вот увидите, мы втроем отлично поладим. А я со своей стороны буду спать без задних ног, зная, что я под защитой ближайших сотрудников двух моих несчастных предшественников.