– Ты сядь сначала, успокойся. Хочешь чаю?
Я молча кивнула головой. Меня всю колотило. Я смотрела по сторонам, но ничего не узнавала. Кроме того, в голову мою снова полезли мысли о тех странных приступах-наваждениях, которые появились у меня после перенесенного мною стресса. Ведь это были не обрывки сна, а что-то другое, непонятное, страшноватое, но очень похожее на правду. Фрагменты сцен из чужих жизней. Я, прикоснувшись к чужим вещам или надев их, на какие-то мгновения становилась тем человеком, кому они принадлежали, и испытывала те чувства, что и они, видела и слышала то же, что и они. Понятное дело, рассказывать об этом я никому не собиралась, но кто бы знал, как же мне хотелось снова и снова проверять мои предположения… А что, если в моей голове после падения повредился или сместился в сторону какой-то участок головного мозга, и теперь я мыслю несколько иначе, чем другие? Я изменилась. Я чувствовала это. И разве сам тот факт, что я спустя несколько дней после того, как меня изнасиловали и избили, спокойно перемещалась в пространстве вместо того, чтобы лежать в больничной палате, не говорил о том, что мой организм неведомым мне образом защищает меня и не дает уйти в себя, уйти в болезнь и тоску по Баське? Да, я много плакала, слезы так и текли из моих глаз, но я прекрасно отдавала себе отчет в том, что жизнь моя из-за этой трагедии не закончится. Что для начала мне важно будет найти убийцу Баськи, а уж потом жизнь сама подскажет, как мне жить дальше. Была, правда, и еще одна странность, которую я раньше за собой не замечала: мои страхи. С одной стороны, то, что произошло со мной, я воспринимала как здоровый человек, который надеется, что время залечит как физические, так и душевные раны. Но, с другой стороны, время от времени на меня наползали, как кладбищенские черви, страхи перед смертью. И мне было трудно себе представить, что было бы со мной, если бы Гарманов, удивительно понятливый и добрый человек, не согласился провести хотя бы мою первую ночь после больницы рядом.
…Людмила Борисовна принесла чай, варенье, пирожки.
– Диван был разложен, – сказала она, стараясь не смотреть мне в лицо. – На нем – кровь… Много крови. Диван я попросила вынести из квартиры, поближе к мусорным бакам. На столе была бутылка с остатками шампанского и два бокала. Это мои бокалы… – Она задумалась, не понимая, видно, зачем говорит мне о таких деталях. – Окно было распахнуто, на подоконнике размазана кровь…
– А вещи? Наши вещи?
– Нет. Ничего не было. Может, к тому времени, как я вернулась, что-то успели уложить в пакеты, они же все укладывали: окурки, бокалы с отпечатками пальцев…
– На нас не было одежды?
– Нет. Хотя… Не могу сказать точно. Кажется, на твоей подружке что-то было…
– В котором часу нас нашли? Вечером?
– Часов в восемь, в половине девятого. И ты ничего не помнишь? Совсем?
– Ничего. Абсолютно. В памяти осталось только, как я вышла с работы, зашла в гастроном, купила шоколад, печенье…
– Подожди, печенье? Какое?
– Датское. В красивом таком пакете…
– Видела я этот пакет. И плитку «Российского» шоколада видела. Все правильно. Только все это непочатое. Люди из милиции все забрали, в пакеты сложили, я еще подумала, что для экспертизы, и забрали. Думаю, тоже из-за отпечатков.
Мне стало легче. Значит, что-то все-таки в моей памяти осталось. Это обнадеживало.
– А что еще помните?
– На мыле в ванной комнате тоже следы крови, такие розовые… Должно быть, эти изверги руки мыли.
Я вдруг подумала о том, что и у Людмилы Борисовны с психикой все в порядке, раз она вполне адекватно реагирует на мои вопросы и так обстоятельно все рассказывает. Ведь, в сущности, не она же виновата, что кто-то пробрался в ее квартиру и воспользовался ею для таких вот низменных целей…
– На соседней улице, на Татарской, месяца полтора назад тоже девушку изнасиловали, порезали и выбросили из окна. А хозяйка квартиры ни сном ни духом, как говорится, ничего не ведала. Она вообще в тот день к своей сестре ездила в Одинцово… Это мне соседи рассказали. Может, поэтому мне чуть полегче стало. Я подумала, что, раз так, уж меня-то не будут подозревать в пособничестве бандитам… Не только у меня такая история произошла. Но квартиру эту я решила продать. У меня уже и покупатели есть. Надо только найти что-нибудь подходящее в этом же районе…
Мы посмотрели друг на друга и почему-то отвернулись. Непроизвольно. Словно нам обеим стало стыдно перед теми, кого уже не было в живых, за то, что мы посмели думать о своем будущем.
– Может, это хорошо, что ты ничего не помнишь? – сказала мне на прощание Людмила Борисовна, проникшись ко мне и разделяя мои чувства. – А?