Через минуту, со стаканом в руке, я уже думал, что бы такое сказать, – мне хотелось, чтобы она еще раз наклонилась: в первый раз я ее не разглядел. Ну и я ничего лучше не придумал, кроме как спросить:
– Почему «Сушка»?
– Что? – Ряды колец мотнулись в мою сторону.
– Почему называется «Сушка»? Вы тут что, сушки едите?
Барменша иронически посмотрела в сторону своей собеседницы и повернулась ко мне спиной: из мигающей темноты к ней требовательно тянулись мятые сотки.
– Все люди делятся на два типа, – подружка еще раз на мгновение наклонилась, чтобы убедиться, что я ее слушаю, и снова я не успел разглядеть ее, – одни спрашивают, едят ли тут сушки, а другие – что тут сушат.
– А вы, значит, праведников отправляете в рай, а грешников в ад? Куда тех, кто спрашивает про сушки?
Она встала, но из-за ее лица в меня теперь вперивался то белым, то синим пульсирующий софит, и я всё равно ее не видел, только слышал, как она сказала, уже отворачиваясь:
– Мы подумаем!
Она пошла в сторону сцены и по-хозяйски вспорхнула на нее, но удивиться я не успел: затрезвонил телефон – не из куртки, из джинсов, значит, было пора. Я быстро сказал, где меня ждать, махом допил бурбон и вышел на улицу; девчонка как раз устраивалась у клавиш, я успел услышать первые переборы, прежде чем самому со своим зонтом стать музыкальным инструментом: дождь, кажется, лил только сильнее.
Вот единственный мой просчет за все эти дни: я успел забыть, что в Петербурге путь из А в В никогда не равен пути из В в А, и оказался на унылой узкой набережной сильно раньше, чем надо было. Спрятался в подворотне – пахло, как обычно, но когда куришь, не так заметно. Пару сигарет я выкурил, вышагивая из одного чернильно-черного угла в другой, коричнево-черный от мерцающего во дворе фонаря, пока не дернулся снова телефон в джинсах.
– Ну вот я стою, тут арка такая большая, прямо напротив.
Я сказал ему, чтобы ехал неторопливо вокруг Новой Голландии.
– Новая Голландия? Это что такое?
Я объяснил, что справа от него темное пятно и есть Новая Голландия; он, кажется, обрадовался.
– Так а вы-то где?
Пришлось сказать ему, чтобы делал, что говорят.
Его труповозка два раза прошелестела мимо – фары выхватывали рыбьи глаза луж и мокрые щупальца кустов с той стороны канавы, – «хвоста» за ним не было. На третий раз я заранее вышел из укрытия и, резко схлопнув зонт, шагнул навстречу его «лексусу» – оказалось, это у него «лексус». Парень был на редкость общительный и довольный жизнью.
– А чего вы назад? хотите вперед? – Я отказался. – Куда двинем? тут постоим? или вокруг ездить? О’кей. Прикиньте, двадцать лет живу в этом городе и не знал, что это Новая Голландия называется.
Святая, блин, невинность – костюм, кожаный салон и кокаин в шоколаде. У него даже визитная карточка была: финансовый аналитик. Я хмыкнул, когда он мне ее протянул.
– В общем, по вашему вопросу… – Он что-то бодро, но очень путано стал объяснять «по моему вопросу», куда он звонил и с кем говорил; имена все были незнакомые. – Честно говоря, надо мной смеялись, конечно, когда я говорил. Типа, а «Газпром» тебе не нужен и всё такое. Я и сам за сомневался, подумал, может, это типа розыгрыш или что? – Он всё взглядывал на зеркало, пытаясь разглядеть меня, но я знал, куда садился. – В общем, сегодня утром звонок был. Сказали, что, может быть, что-то и есть, но, типа, хотелось бы услышать конкретные пожелания и всё такое. Андрей Петрович – ничего не говорит вам? Мне тоже. Это он сказал, что он Андрей Петрович. В общем, формат дальнейшей работы… – Он стал с удовольствием объяснять, сколько денег он хочет.
Сквозь тонировку видны были только бледные, смурной пеленой подернутые угли – фонари, окна, стоп-сигналы, – кружась, заворачивали, заворачивали мимо – из иллюминатора подводной лодки, скользящей по дну моря, думал я, так смотрелся бы бледный блеск ворованного золота (ведь золото всегда ворованное).
– Так что, мы созвонимся завтра тогда? – Он остановил машину у той же подворотни, где я сел к нему.
Я уже взялся за ручку двери, но подумал, что все-таки должен сказать ему, хоть он и не поверит.
– Если хотите моего совета, – сказал я, – исчезните как можно скорее. Выбросьте мобильный телефон, переоденьтесь, оставьте машину и на электричках куда-нибудь подальше. Домой не заезжайте – это будет лучше всего.
– Чего?
Что еще я должен был ему объяснить? Дверь за мной мягко чмокнула; я хотел раскрыть зонт, но оказалось, что дождь перестал. Труповозка секунду еще помучалась, а потом, вскипятив лужу под собой, прыгнула вперед и умчалась.