Глава 16
В лавке подержанных товаров на Депью – квартал к востоку в сторону от Ривер – Джейми взял две маленькие банки красной краски и несколько кисточек. Пять кисточек. Он, правда, не считал, просто сгреб в кулак то, что лежало на полке. Продавец, точно, подумал на него. Ничего продавцу он не сказал. Не мог. Мозг был занят повторением таблицы умножения, счетом до ста и обратно, пением старых песен. Только когда снова оказался в машине и смог надеть обшарпанный старый шлем, обшитый свинцовым листом, Джейми позволил себе подумать о том, что же он делает. Мужчина не был уверен в том, что Оно подслушивает его мысли, но не был уверен и в обратном.
Вскоре после возвращения в Ридж-Ривер, после того как Джейми вплотную приблизился к местам, где стоял Эфраимов дом, он начал чувствовать Его. Тем, что поменял имя, Его он не обманул, но этим Халифакс хотел обмануть вовсе и не Его. Вымышленное имя было взято только потому, что было бы… неудобно вернуться в качестве личности, уцелевшей в несчастии, которое отобрало стольких детей у горожан. К Джейми Халифаксу будут вопросы. Подозрения.
В тот же день, как он переселился в «Гексагон», Джейми почувствовал присутствие монстра в определенных зонах здания. Чудовище живо! Должно быть, какая-то трещина в могиле. Вот тогда мужчина и достал старый свинцовый шлем.
Сейчас дела гораздо хуже. Сейчас Оно на свободе. Это произошло утром, Джейми это почувствовал, ему надо КОЕ-ЧТО сделать.
Обратит Оно внимание? Обеспокоят ли монстра робкие знаки тревоги? Джейми не знал. То, что он запланировал, было слишком патетично для того, чтобы Оно восприняло это всерьез. Как и люди, которых он пытается предостеречь. Но КОЕ-ЧТО надо сделать. Объяснить никак не получится – взять и СКАЗАТЬ. «Там у вас чудовище под „Гексагеном“ прячется. Я знаю, потому что я убийца. Это я, чтобы загнать его в ловушку, убил массу людей, собственную мать и брата. Я думал, что Оно заперто там, в своей тюрьме, навечно. Позже я думал, что Оно погибло. Я вернулся, просто чтобы да я и сам толком не знаю, зачем я вернулся. Посмотреть, есть ли ХОТЯ БЫ ЧТО-ТО, что еще может расшевелить во мне какие-то чувства. КАКИЕ-ТО чувства? Теперь я знаю: Оно живо. Теперь я, по крайней мере, снова способен чувствовать страх.
Уходите! Бегите! Чудовище голодно, ему надо питаться вашей любовью, вашей ненавистью, вашей болью, вашим страхом. Оно заставит вас делать страшное. Друг другу. Себе. Я знаю, я сам грешил во имя него. Монстр придет за вами. Но прежде всего за мной. Прежде всего за мной».
В полумраке подземной стоянки некому было разглядывать черную массивную штуковину, которую Джейми носил на голове. Он взял банку краски, вскрыл ее отверткой, взял кисть. Где находится Оно, Джейми знал точно. Он чувствовал монстра.
Трясущейся рукой Халифакс намалевал на металлической двери единственное слово: «ОНО». Потом мужчина услышал шаги и девичьи голоса. В ужасе он бросился назад к машине, забыв кисть и краску.
Персефона вскинула головку.
– Так не должно быть, Панди, – сказала она.
– Закрасим краской и все дела, – ответила сестра. Она подобрала кисть и принялась за работу.
Тричер набрал номер Питера Уайлда.
– Это Сирил Тричер, сэр. Никак не найдем Эванса. Я узнавал его адрес. Эванса выселили неделю назад за долги. Новый адрес достать негде. Что мне предпринимать дальше? Звонить в полицию?
– Нет! Однозначно нет! Ты что, рехнулся? Самоубийство, нападение крыс, теперь исчезновение? У нас тридцать квартир не продано. Хочешь, чтобы люди считали это место проклятым?
– Но, сэр.
– Ты слышал, что я сказал. Ни слова больше. Я сам позвоню шефу Гилдеру. Он знает, как держать язык за зубами. Надеюсь, ты тоже. Я приведу его попозже. Часика в четыре. Тогда и увидимся.
– Да, сэр!
Они прибыли в уайлдовском «Астон Мартине». Гилдер был в штатском, с незажженной сигаретой в зубах. Уайлд сам курил, однако не допускал, чтобы в его машине курили другие.
Уайлд взял у Тричера ключи.
– Начнем с крыши и будем продвигаться сверху вниз. До подземной стоянки мужчины добрались в седьмом часу.
– Свежая краска, – заметил Уайлд, – а что внутри?
– Склад. Инструменты и все такое.
– Смотрели там?
– Н-нет.
Уайлд вздохнул:
– Это вы приказывали красить?
– Нет, сэр.
– Тогда это самое подходящее место, чтобы заглянуть туда, не находите?
– Нахожу, сэр.
– Открывайте эту чертову дверь! – Уайлд отдал ключи Тричеру.
Первая комната не вызывала подозрений, если не считать нескольких валяющихся на полках инструментов.
– А это что за дверь, еще одна комната? – спросил Уайлд.
– Я… я и не знал, что там есть еще комната, – запинался Тричер.
Вонь заставила мужчин остановиться в дверях. Уайлд вытащил из нагрудного кармана шелковый платочек и поднес его к носу. Гилдер выронил бычок и срочно закурил новую сигарету.
По всему полу была разлита черная маслянистая грязь.
– Закройте дверь, – приказал Уайлд.
– Что здесь произошло-то, черт возьми? – спросил Гилдер.
– Кажется, я догадываюсь что. – Уайлд закурил «Собрание Черное Русское».
– Что?
– Знаете, что находится в конце туннеля в стене?
– Нет.
– Могила. Могила, где все эти в свинец вмурованные молодые люди. Мое предположение: Эванс рыл в том направлении. Разграбление могил. Не было ли там у него одного из детей?
– Двое, – фыркнул Гилдер, – сын и дочка.
– Этот тип мне никогда не нравился, – заметил Тричер.
– А эта… жижа? – спросил Гилдер Уайлда.
– Это его дети, и другие тоже, то, что от них осталось.
Тричера вырвало.
– Пошли отсюда, – приказал Уайлд. – Шеф, ничего этого не было. У Эванса не было ни родственников, ни близких, правильно?
– Да, не было.
Хорошо. Я распоряжусь, чтобы внутреннюю комнату заложили кирпичом. Я бы не хотел, чтобы это вышло наружу, вы поняли?
И Тричер и Гилдер кивнули. Они вышли втроем в кладовку. Никто из троих не заметил, что Тричер оставил дверь открытой: чтобы мог выйти четвертый. Даже сам Тричер.
Глава 17
Девочки легли рано. Джейн решила, что они что-то затеяли. У обеих днем были пятна красной краски на пальцах. Обе утверждали, что не знают, откуда пришли. И потом эти игры «в переодевания». Не так, как раньше. Всегда они старались выглядеть старше, таскали ее пудреницу, надевали ее туфли на высоком каблуке. Это происходило вполне безобидно. Составная часть полового созревания, невинная репетиция женственности.
Теперешние переодевания были совсем другими: с втискиванием в одежду, из которой девочки давно выросли. Сестры явно хотели казаться моложе. Может, это глубоко спрятанный страх взросления?
Джейн Эльспет дала себе слово проштудировать в библиотеке книжки по детской психологии. Когда подкуется – поболтает с дочерьми. Как женщина с женщинами. Она уже исполнила несколько лет назад материнский долг с «бабочками и птичками», когда у них начались менструации. Но это что-то другое. Может быть, парень – Тони? Может, он что-то уже сделал? Преуспел? Преуспел физически?
Не шокированы ли они собственной реакцией? Не тоска ли это по былой невинности?
Должна ли она поговорить с матерью мальчика? «После разговора с девочками», – решила Джейн. Как же им объяснить, что «потребности» их естественные, но должны быть подавлены до времени?
Может, брать их в походы? Увлечь каким-то хобби? Физически изматывающим хобби. Быть матерью нелегко, а тут еще и Рэндольфа нет целыми днями. Не с кем обсудить все эти дела. С Рэндольфом, вообще-то, о вопросах секса все равно не поговоришь толком. Уж сколько лет, как они не. Как с сердцем начались проблемы. Да и всегда это случалось недостаточно часто, не так, как хотелось бы, даже в медовый месяц. Иногда, часто ей в голову приходила мысль, что сердце – удобный предлог для уклонения от неприятных обязанностей.
Рэндольфу по-своему повезло. Джейн диву давалась, как это так бывает, когда не нужно. Жить без потребности. Быть нечувствительным к дикому зову плоти. Не хотеть испытать радость страсти. Не хотеть, до боли, быть заполненной и переполненной. Об этом лучше не думать.