Джейми встал и открыл дверь.
— Заходи, сиделка, — сказал он.
Дэйв уставился на то, что вошло в дверь, — Черт! — У него перехватило дыхание. — Вот это я заторчал!
Но наркотик еще не начал действовать. Тепло в животе имело совсем другую природу.
Глава 15
Марвин Старший машины Марвину Младшему не дал бы. Это железно.
Младший должен дать бой. Старший стал подозрительным. Не победить его. Парень ни разу не выиграл бой со Стариком.
— Я тебе сказал: ты на приколе. Это значит: сиди дома, на приколе значит: никаких машин. Сказано: две недели на приколе. И все.
— Но пап.
— И не «нокай» тут мне.
— Но уже тринадцать дней. В полночь прикол кончается.
— Так. Сколько у нас дней в неделе? А?
Младший уставился на отцовские вытертые шлепанцы. Жалкий вид.
— Семь, пап.
— А дважды семь? Это так тебя учили в «нехорошей школе», которую ты бросил? Ну?
— Четырнадцать, пап.
— Итак. Тринадцать дней, пусть тринадцать с половиной, две недели никак не получается. Правильно?
— Но у меня назначена встреча, пап.
— Ты кончишь ныть, Марвин Младший? Отменишь. И вообще, как это ты назначаешь встречи, когда ты на приколе?
— Так я думал…
— Ты? Думал? Нет–нет–нет. Мой Марвин думал? Никогда не поверю.
— Надо свою тачку завести, — пробормотал Марвин Младший.
— У тебя велосипед есть — я тебе купил велосипед. Хочешь машину — иди купи.
— У меня нет денег, папа. Ты же знаешь. То, что ты мне платишь.
— То, что я тебе плачу, — больше, чем ты стоишь. Это ты мне должен платить! Парень без образования. Куча возможностей — без образования! Он осваивает бизнес. Так плати мне!
— Это так я осваиваю бизнес, пап? Да я всего–то мальчик на побегушках. Шестерка.
— Ты на то только и годишься, чтобы быть шестеркой! Ты и купить–то ничего нормально не можешь. И не дерзи мне, ты меня слышишь, Марвин?
— Пойду–ка послушаю музыку у себя в комнате.
— Лучше бы почитал книгу раз в жизни, если ты умеешь читать. Сделай потише. Ты слышишь? Я не хочу оглохнуть в собственном доме!
Из комнаты Младшего на улицу выбраться сложно. На крыше — мансарда, но только с фасада и сзади дома. А комната Марвина сбоку.
Он брился тихо, вода — тоненькая струйка. Хлюпанье водопровода может выдать. В душ никак не прокрасться. Марвин пользовался одеколоном «Чэпс». Дороговато, но Даг говорит — бабы от него звереют. Он побрызгал им даже на расческу, прошелся ею по волосам.
На чердак надо лезть через комнату брата Томми, которого не было, он не на приколе. У Томми своя тачка.
С помощью палки от швабры с крючком на конце Марвин Младший вытянул вниз лестницу. Когда он лез на чердак, лестница ходила под ним ходуном. Чердаком это помещение трудно назвать, скорее нора. Марвин прополз под стропилами. Четыре бесполезных окна, освещающих только нору. Да еще видимость создают. Но работают. Открываются. Юноша протиснулся, извиваясь, и присел на маленьком подоконнике. Наклон крыши был сорок пять градусов. Хорошо, что башмаки на мягкой подошве. Вытянув руки для равновесия, вприсядку, спина — прямо, он тихо продвигался вниз. От карниза до травы метра полтора всего. Вот обратно будет сложней. Может, если будет все тихо, удастся пробраться с фасада. Там видно будет.
Дверь гаража поднялась с грохотом. Марвин застыл. Тихо. Кое–что у него припрятано под банками с краской. На заднем сиденье. Поставить на нейтраль. Снять с ручника. Толкать. Толкать и рулить. Поцарапал локоть, когда выезжал. Толкать и рулить, а там сама пойдет под уклон. Не дай Бог, идет кто.
Никого. Он вырулил задом на шоссе, затормозил, подождал. Движения никакого. Отпустил тормоз. Дернулся на сиденьи, стронуть с места. Уклон поволок, машина покатилась и вдруг пошла быстрей — десять километров в час, пятнадцать, двадцать, и вот он уже далеко настолько, что можно врубать движок.
В кинозале он обнял Мэри–Сью за плечи, и девушка не остановила его. Марвин прикасался сначала очень осторожно, так что едва задевал пух ее свитера. Чувствует она? Рука остановилась на мягком, мясистом. Возбуждение стало расти, рука сжалась. Тут он понял, что это не грудь, а ее полная ручка. Полная? Более чем полная, если честно. Ближе к жирной. Зато здоровенные сиськи. Туда–сюда. Он в школе видел, как Мэри–Сью бегала на физкультуре. Шикарные сиськи, а Даг еще говорит, что она давалка. Дагу–то она, может, и давалка, А для Марвина? Он подвинулся бедром, пока оно не уперлось — так, порядок — в ее. Ей было жарко. Марвин чувствовал, девушка прямо горит. Это что, она готова? Или просто в кино жарко?
Они вышли. Теплый вечерний воздух.
— Хочешь, — спросил он ее, — хочешь, ну это, покатаемся?
— А ты. Будешь хорошо себя вести?
— Конечно, Мэри–Сью.
— Тогда поехали.
Он погнал вверх по Ридж. Он там никогда не был с девушкой, вечером. Сюда все ребята ездят, чтобы это делать. Отсюда уже миллион без целок ушло. А теперь его очередь.
Марвин Младший взял пакет с заднего сиденья. Бесплатно. Даг достал. В обмен на дрель из отцова магазина. Марвин зажал пакетик в ладони, незаметно сунул в карман рубашки.
Он прочистил горло.
— Выпьешь?
— Давай.
Мэри–Сью присосалась к пузырю, а он — руку на грудь. Она — ноль внимания. Как будто не заметила ничего. Он сжал чуть посильнее, нащупывая большим пальцем сосок там, где он, как ему казалось, должен быть. Она не отрывалась от бутылки.
— Травки засмолим?
Он скатал папироски у Дага. — «Акапулько» и «Блу Маунтин», высший сорт: смесь, — так сказал Даг.
Она повернулась — не к нему, а прямо в него, отчего его шарящая рука неловко сложилась где–то между их телами, и начала обсасывать его лицо. Мокрый раскрытый рот скользил по подбородку, пока не нашел губы. У нее был вкус виски и слюны. Никогда с ним не целовались так мокро. Такой он, наверное, и есть, «настоящий» поцелуй. Надо ему сейчас свой язык к ней в рот просовывать? Марвин еще решал, когда девушка снова вывернулась. Он тряхнул рукой, разгоняя кровь в затекших пальцах.
— Ну? — спросила она.
— Что «ну»? А–а! Ну да! — Он сунул зажигалку. Она между делом опять присосалась к бутылке.
Парень знал, как ее курить. Он уже это делал. Один раз. Легкие наполненные и невесомые, как воздушные шары. Он передал ей косяк. Она глубоко затянулась, и его ладонь проскользнула к мягким валикам под ее свитером, прямо над джинсами. Мэри–Сью откинулась назад. Это что, намек? Что можно передвигать руку дальше? Выше? Или надо подождать, когда она еще отхлебнет? Парень замешивал пока ее тестообразную плоть, чертя пальцем маленькие кружочки по ее коже. Девушка хихикнула. Все нормально! Точно! Она уже на все готова! Нижние полушария ее лифчика были жесткие, толстые.
— Может, лучше снимешь его? — спросила она, и, наклонившись вперед, вытащила сзади свитер из джинсов.
В зеркале заднего вида вспыхнул свет и скользнул над головой.
— Чер…
Она заставила его замолчать, прислонив один палец к его губам.
— Не нервничай. Нам составили компанию, и все. Мы были первые, но ведь еще рано. Тут попозже все будет в машинах. Не обращай просто на них внимания — как они на нас.
Мэри–Сью повернулась к нему спиной и закатала свитер. Марвин увидел широкую полоску эластика.
— Управишься?
— Запросто. Я — спец.
— Тогда я в надежных руках.
Пальцы тряслись, и он совсем закопался Это длилось вечность. Она хихикала, затягивалась да посасывала из бутылки. Наконец эластик поддался, заскользил по ее широкой спине. Она сунула ему бутылку с остатками виски, легла на него спиной и вертелась, пока до него не дошло, что она хочет лечь ему на колени. Черт! Что делать? Она же почувствует… Он твердый.
То ли она не почувствовала, то ли не обратила внимания. Он глядел на Мэри–Сью сверху. Спина выгнута, перекручена, ноги под приборным щитком, верхняя половина — поперек него. Неудобно, наверное. Лицо расслабленное, губы вялые. Марвин сложился пополам поцеловать ее. Язык! Она сунула ему в рот свой язык! Дело идет к траху, это же ясно! Он был толстый, как мокрая резина. Конечно, привыкнуть надо. Шея начала болеть. Парень хлебнул из бутылки и затянулся — предлог, чтобы выпрямиться. Руки, будто сами по себе, скользнули, освободили ее груди от лежащих на них свободно двух скорлупок.