– Как славно, что ты сам нашел центр. А то я немного засомневался. Вот уж правду говорят, что вина сама приводит человека к наказанию, – голос его был похож на людской, но манера произношения, спокойная, как у покойника, не выражала ничего, – как ты можешь понять, я тебя жду уже очень долго, непозволительно долго, но, благо, что время для меня не имеет значения. Есть те, кто умеет подчинять себе время и выходить за его пределы, стирать, при необходимости. Но к такому я решил не прибегать – чувствовал, рано или поздно ты придешь. И, если быть откровенным, это не в моей компетенции – нарушать естественный ход вещей. Такие понятия как "рано" или "поздно" для меня значат примерно одно и тоже, поэтому и ожидание может быть очень приятным, – существо мечом поочередно указывало на жертв своего развлечения, что я принял не так давно за каменные глыбы, и нежно погладило алтарь, – Она требует подношений и преданности своему делу.
– Кто ты? -тихо спросил я, пытаясь отличить монотонные слова, исходившие из-под платка, – зачем ты меня ждешь?
– Вы, люди, даете нам разные имена, пытаясь тем самым скрыться за словами от ужаса, что охватывает ваши пылающие страданием сердца в самое неподходящее время. Ты бы и сам мог догадаться, кто я. Ты же не можешь быть таким тупым, чтобы не признать старых знакомых, ммм? Ладно, не пытайся вспомнить, я сам поведаю. Я тот, кто принесет тебе заслуженные страдания, исполнив старые обеты. Ты запутался и натворил много спорных вещей, за которые должен понести наказания. И нет лучшего мастера, кто мог бы полностью и точно осуществить исполнение. Поэтому ты видишь меня палачом, уродливым и бесчувственным мясником, верно? Что ж, этого не изменить. Твоему испуганному трусливому сознанию надо зацепиться за какой-нибудь образ, чтобы окончательно не потеряться в омуте вины, – с каждым произнесенным им словом, звонко взрывающимся в моей голове, нарастала тревога. Волны, пробегающие по глади сознания, пробуждали самый парализующий и воодушевляющий страх – страх за свою жизнь. Палач не менял своей вольной позы, внимательно наблюдая за тем, как я перевариваю его слова; он действительно не торопился.
– Да, ты начинаешь понимать, – продолжал Палач, – Я вижу это в твоих пугливых заячьих глазках. Поверь, что я с тобой сделаю, ты даже представить не сможешь. Но ты сполна получишь за все, что успел натворить. Прошлый смог бы это подтвердить, если бы не разучился говорить.
– А кто был твоей прошлой жертвой? – внезапно, со сбивчивостью, произнес я. Не ожидал, что получится открыть рот в такой ситуации. Мне только хотелось вырвать пару лишних минут на обдумывание побега, но куда? От испуга ничего не возникало, кроме мимолетных образов да жалких обрывков. Придется бежать назад, к замку. Он продолжал мертвенно жевать слова, что обретали свою естественную интонацию внутри меня, отзываясь тошнотой и болью.
– Жертва? Что за пошлость? Это не жертва, его вина была признана высшим судом, – не меняя своей позы, он схватился за эту тему, словно самый непринужденный разговор о пустяке, – Он был самым, что ни на есть, грешником. Понес суровое наказание, но он его заслужил, вплоть до самого последнего прикосновения. Больше скажу, втайне от своего пугливого начала, он мечтал о том, чтобы его хоть кто-то наказал. Годами ожидал, страдая. Ты спросишь зачем? Под душевными страданиями люди сильнее ломаются. Он снова желал стать чистым. Никогда вас не понимал до конца, наверно, и не пойму – вы существа более низкого класса и любите всё усложнять в голове, борясь с внутренним голосом души. Я видел, что он был искренне благодарен, когда дробились кости его руки, правда, сказать об этом сам он не мог, но все прочитывалось в глазах, позади боли, позади его булькающих хрипов. Обидно, что он не пожелал полюбоваться результатом моего труда, ведь я по-настоящему старался, вкладывался. Ладно, это просто очередное давно закрытое дело, не будем попусту ворошить память о грешниках.