4
Меня вернули обратно в комнату, запутав, для пущей неудобности, одеялом. Исследователь, пришедший из дальних перевернутых миров, не доступных для замкнутых, дышал над левым ухом, собираясь сказать нечто важное, нечто, открывающее тайны мироздания, покрывая холодной слизью ужаса моё тело. Но он передумал, а затем исчез, вернулся домой, с отвращением вспоминая наш видимый мир.
Первые секунды после пробуждения ощущались проведенными в камере сенсорной депривации; чуть позже жизнь стала наполнять больное тело. Я почувствовал себя лучше: температура снизилась, но усилилась ломота в костях, содержащая в себе крохотные ростки освобождения. Удалив красные силуэты припрятанной болезни, она привела зрение во временный порядок.
С тяжестью вспоминалось приснившееся, любовно огороженное пропастью забвения, но отчетливо в желобке воспоминания лежал корчащийся сгусток страха и тревоги. Ничего удивительно, когда мы просыпаемся выспавшиеся и бодрые, вспоминая приснившееся как мистическую нарезку порой несвязных фрагментов, глупых и бессмысленных; но с поражением тела, осязая проклятие ночи, тревога сна начинает восприниматься как нечто подозрительно странное, содержащее в себе плохие предзнаменования. Словно перед тем, как окунуться в другой мир, я испил из того же кубка забвения, что и Рип Ван Винкель. Может, нам с ним и не стоит помнить свои путешествия полностью. Вместо болезненного шума, в квартире на первый план вышли звуки, такие привычные и спокойные при ненавязчивой легкости дня, что напоминают о размеренной жизни соседей и домашней утвари, но тесно сжимают в тиски сердце под неярким светом луны, навевая пугающие образы и вдыхая в каждый шорох значение потустороннего мира, являющегося к нам в самых отвратительных кошмарах. Они сообщали об иллюзорном присутствии кого-то ещё, передвигающегося совершенно иначе, чем любое знакомое человеку создание, испуская неловкие постанывания, выдающие иноземца. И мне, обреченному на долгое заточение в постели, хотелось немного походить и развеять этих призраков, обратно изгнав их в обиталище безумных фантазий. Стараясь действовать как можно тише, чтобы не потревожить Её личное откровение, я аккуратно ступил на прохладный пол и на цыпочках отправился к окну. В какой-то момент я обернулся проверить, не разбудил ли Её, и случайно заострил свой взгляд на выделяющейся книжной полке, задумавшись немного о другом. Мы переехали сюда недавно, окончательно порвав с родным городом, и чувство отчужденности ещё не покидало, делая враждебной абсолютно каждую вещь, нашедшую свой приют здесь. Те книги, вывезенные ценными трофеями, переняли пленку неприятной новизны и на себя, обесцениваясь и отвергая преданность мне. Кем-то иным были совершенны все эти безвкусные покупки, а эти обложки испортились до неузнаваемости – то были совершенно незнакомые книги. И так было со всем в этом доме – с желанием или без него, но они согласились изменить форму, обманув меня. Они выбрали красоту иллюзий, поклоняясь лжи; кровать стала олицетворением чистоты и безопасности, а эти уродливые книги – мудрости. Но на самом деле всё перемешалось и искать эти блага там было окончательным безумием, дуростью слепого – в них поселилось полчище злобных демонов, распространяющих сухими устами обман и выплевывающих желчь тяжёлых болезней; один из них заразил и меня. И, тем не менее, сбежать из города, где от каждого знакомого лица начинает тошнить, а каждое здание хочет засосать тебя в глубину своей серости – оказалось правильным решением, свежим глотком воздуха в спёртом помещении, порабощенном скверной. Это был трудный шаг, а теперь нужно было справиться с давящими чудовищами последствий и создать свою крепость, изгнав потусторонних тварей.
За окном, нежно прикрытым шторой, раздался вой сирены проезжающей мимо машины скорой помощи, огоньки мигалок которой смутно отпечатались в стекле. Ночь не собиралась отступать, сохраняя тот же беззвёздный мрак, что и в прошлый раз – создавалось впечатление замкнутости времени, петли или статической комнаты экспериментов. Сирена ворвалась в Её недоброе сновидение и вытянула на поверхность. Не найдя меня, Она приподнялась, слегка прикрытая одеялом, окончательно оторванная из цепких лап сна, и посмотрела в сторону окна: