Мост подошел к концу, и мы вышли на большую полукруглую площадь. Несколько проржавевших легковых машин и фура были беззаботно брошены прямо на проезжей части; они знают, что посторонних быть не может. Глаза сразу же обратились к "Гилман-хаусу", с его вялыми остатками жёлтой краски на стенах. Я чувствовал, что теперь и сам знаю, куда идти. Сквозь объятый зловещей мглой город, риф ярко блестел в голове, завывая и призывая, ожидая меня. Я не заставлю его долго ждать.
Позади доносились какие-то жалкие квакающие попытки остановить меня, но он выполнил свою работу; конечная точка глубоководным маяком ясно призывает к себе. Зов выбрал Марш-стрит как наиболее продолжительный путь, и не мне препятствовать его воле. Преследования не было, но из домов, которые теснились друг с другом, начали выходить жители города; кто-то выглядел точно также, как мой бывший наставник, только одеты они были в лохмотья, что в прошлой далекой жизни являлись роскошными костюмами, их рыбью голову и выпученные без век глаза ничем не спутаешь; кто-то походил на людей, на мерзких и отвратительных, отталкивающих, но все же людей в заляпанных грязью дешёвых старых пиджаках и обтертых рабочих брюках. Их ещё не позвали. Никто из обитателей не боялся, только ждал своей очереди, посещая службы и имитируя надоевшую жизнь. Из каждого дома, будь то совсем обветшалое здание с пробитой крышей и заколоченными окнами или вполне сносное для жизни обиталище, появлялись эти люди с сутулой осанкой и длинными конечностями. Наверно, сейчас на этой улице должна была стоять удушающая вонь, тошнотворный рыбный смрад, но я ничего не чувствовал, кроме зова и путающихся мыслей, пока спускался вниз по улице, а они поднимались вверх, толпой направляясь в сторону церкви, тихо переговариваясь своими гортанными голосами, выкрикивая иногда странные звуки, забывшие некогда родную речь. Как-то быстро я оказался в центре отвратительно шумного организма, мешающего пройти дальше. Мне пришлось продираться, и никто не был против, но их лица, немигающие глаза, редкие плешивые волосы, странной формы уши возникали то тут, то там, запутывая окончательно. Жажда становилась невыносимее, а давка – тяжелее, как неожиданно, это разношерстная банда, пытающаяся выглядеть по-людски и сохранить остатки прежнего вида по привычке, закончилась, забором спин отделяя улицу. Освободившись из их тучного общества, ступив во владения Уотер-стрит, заметно полегчало. На этой улице обосновался небольшой пирс, который и завершал моё сухопутное путешествие. На нем уже маячила знакомая фигура, сопровождавшая ранее; выбрав более быстрый маршрут, он верно ожидал моего появления. Они действительно также сохранили свою индивидуальность, и глаз стал способен увидеть; у этого, допустим, жабры больше, чем у остальных. Интересно, а как выгляжу я? Их внешность больше не отталкивала своей мерзостью, общая кровь соединяла нас, а эти клятвы, данные мной, разве они что-то значили? Мне было суждено уйти в воду по праву рождения. Пирс обдувался небольшим ветерком, приводящим в движения волны и приносящий с собой счастье и освобождение; мрачное прошлое теперь виднелось как на ладони – эти связи и порывы гнева легко объяснялись, как и все принятые решения. Моментами воспоминания прошлого, казавшиеся теперь мнимыми, перебивались более яркими кадрами из подводной жизни – они напоминали про шоггота и собственный дом, в котором кто-то ждал меня. Я знал, что там больше не придется быть одному. Подойдя к краю причала, я всмотрелся в чёрную воду и попытался разглядеть манящий риф, содержащий в себе причину, пещеры и решение, но это было тщетно. Больше не надо ждать, и бессознательный прыжок был совершен, я чувствую, как жажда уходит, а холодная обжигающая вода приятно утоляет её, увлекая поскорее найти свой дом на морском дне.