— Ну, это очевидно.
Она села за руль.
— Почему ты это сделала? — спросил я.
— Я должна была.
— Никто не должен убивать.
— Они от нас кое-чего хотели, от Гордона и от меня, — сказала она. — За то, что помогли Гордону. Он заплатил жрице вуду, но им деньги были не нужны. Они хотели от нас того, чего мы им дать не могли.
— Чего же?
— Подчинения, — тихо проговорила она. — Зависимости и раболепия. Ни за что на свете я не смогла бы принадлежать им. Гордон тоже. Я сделала то, что должна была сделать. Гордон знал, что я собираюсь убить их — рано или поздно. Не сегодня, так завтра. Но сегодня мне показалось, что настал хороший момент с ними покончить.
— А зачем ты впутала меня в это дело?
— Прости. Кажется, я тебя использовала.
— Ты изменилась, — сказал я. — Та Данни, которую я знал, не была способна на жестокость.
— Я знаю, — улыбнулась она.
33
Данни остановила машину, тормоза взвизгнули в тишине ночи, словно летучие мыши. Было почти четыре утра.
— Пойдем со мной, — сказала она.
Поблизости раскинулся парк. Она быстро направилась к серому цементному зданию общественного туалета.
Я так больше не мог.
— Погоди. Куда ты?
— Туда, где самое место таким шлюхам, как я, — отозвалась она. — В сортир.
Она вошла в мужское отделение, я последовал за ней. Внутри было темно, сквозь крохотные окошки едва просачивался слабый свет от фонарей и луны. Воняло тут, как в любом общественном туалете, — мочой, дерьмом и блевотиной.
Данни присела на корточки, спустив до колен кожаные штаны, и помочилась на пол. Взглянула на меня. Ее глаза мерцали в темноте.
— Подойди и пописай на меня, — пробормотала она. — Заставь меня выпить все до капельки. Сделай меня своей грязной шлюхой-дыркой. Ты делал так раньше, так сделай это сейчас.
Я не знаю, что на меня нашло. Я хотел пописать на нее, мне было необходимо это сделать — но если раньше это было нечто чувственное и приятное, то сейчас сам процесс показался мне омерзительным: достать член и направить струю мочи ей в рот, приговаривая: «Выпей это до капли, вонючая шлюха, маленькая дрянь, убийца».
Я отступил… да, в ужасе. От страха у меня скрутило живот, сердце ушло в пятки, я молча смотрел на нее.
— Не останавливайся, — прошептала она.
Я застегнул джинсы.
— Дело сделано.
— Тогда испражнись на меня, — попросила она. — Размажь свое дерьмо по моему лицу. Заставь меня съесть его. Я знаю, ты этого хочешь.
— Сука.
— Для тебя.
— Все, что я хочу, — сказал я, — это убраться отсюда.
— Взгляни вокруг, — проговорила она. — Ощути этот запах. Вот где мне самое место.
— Возможно. Но я здесь больше оставаться не хочу.
— Чего ты боишься, Алекс?
— Я уезжаю, — сказал я. — Если хочешь уехать со мной, идем.
— Я всегда хочу «уехать», — прошептала она, лаская себя между ног.
— Хочешь остаться, оставайся.
Я вернулся к машине. Она последовала за мной.
— Не беги, Алекс.
— Я не бегу.
— Ты чертовски быстро идешь.
— Я больше ничего не хочу слышать, — проговорил я. — Не хочу, чтобы ты заражала меня своим безумием.
Я сел в машину.
Она надулась и села рядом со мной. Я старался не обращать внимания на ее вонь. На всем пути к Гордону мы не проронили ни слова.
Только когда мы подъехали к дому, она спросила:
— Зайдешь?
— Нет, — ответил я.
Занимался рассвет.
Я смотрел, как соблазнительно колышутся ее бедра, обтянутые кожаными штанами, когда она шла к дому, и думал, что должен был трахнуть ее, прежде чем отпустить к хозяину.
34
Мне нужно было ее трахнуть.
Я решил, что домой не поеду. Только не после того, что случилось. Сначала я трахну ее, использую как кусок мяса, которым она, в сущности, и была.
Я ворвался в дом, громко зовя ее по имени. Наверху послышались голоса. Я помчался туда.
— Ну и ну, — сказала Данни, подбоченившись и покачивая головой.
Гордон лежал в постели с Эшли.
— Когда я была в ее возрасте, ты меня не трахал, — сказала Данни, — как бы я ни старалась.
— Ты знаешь почему, — проговорил Гордон.
— Любовь, — скривилась Данни. — Драгоценная любовь, черт бы ее побрал.
— Она просто игрушка, — сказал Гордон. — Для нас с тобой.
— Когда я ушла, ты позвонил ее матери, — проговорила Данни. — Этот дар получила другая рабыня.