Наконец она остановилась и прильнула своим влажным от пота телом к моей спине. Я почувствовал, что на ней нет белья. Она приблизила губы к моему уху:
— Я скажу тебе, что мой язык стал темно-коричневым и зверски устал. Я обожаю вкус твоей задницы, Алекс Уайт.
Я мог чувствовать этот запах в ее дыхании.
— Теперь я хочу то же самое, — сказала она.
— Языком?
— Нет, твоим длинным крепким черным хером, — ответила она. — Я хочу почувствовать его глубоко в моей заднице.
— Тебе этого действительно хочется? — спросил я.
— Ты же знаешь. Главное, чтобы было приятно тебе.
Я не стал терять времени. Я был готов. Данни слезла с меня и легла на живот — восхитительный плоский живот с золотым колечком в пупке — и подставила свой белый зад. Я заметил татуировку на одной ягодице, но не мог разобрать изображение в темноте.
— Кажется, у меня нет смазки, — проговорил я.
— Слюна подойдет, — отозвалась она. — Давай же, я больше не могу ждать…
Я несколько раз плюнул на свою ладонь, натер слюной член и ее анус. Когда я ввел головку, ее тело напряглось, и она выкрикнула что-то вроде: «Охтычертпобери!»
— Тебе больно?
— Ты же знаешь, что да, ебарь чертов!
— Я могу прекратить.
— Нет! — воскликнула она. — Это приятная боль.
Я продвинулся еще глубже. Она не просила, чтобы я остановился, но стонала от боли, и очень скоро мой член до самого основания оказался в ней. Я начал трахать ее, поначалу медленно, но постепенно наращивая темп. Мне показалось, что Данни слегка расслабилась, просунула руку между ног и довела себя до оргазма.
Спустя некоторое время она захотела сменить позу. Перевернулась на спину, подняла ноги и положила их мне на плечи. Я увидел золотое колечко в ее половой губе.
— Засунь мне, ебарь, — низким голосом проговорила она.
— Да… говори грязные слова, как сейчас, — прошептал я.
— Засунь его в мою жопу, — сказала она, — и отдери меня, как грязную маленькую шлюху.
Я проделал все это и сказал:
— А у вас грязный язычок, юная леди.
— Точно, — прошептала она. — У меня весь язык в дерьме.
— Это тебя папочка научил так выражаться?
— Он научил меня всему.
Когда мы снова занялись любовью, Данни начала монотонно повторять: «Трахни меня, папочка, вот так, трахни меня, папочка», а затем: «Трахни меня, демон, трахни, Сатана», и снова «папочка», и снова «Сатана».
7
Она ушла утром. Около полудня я подъехал к дому Гордона Де Марко в Метайри, страстно желая рассказать ему о том, что было ночью. На нем были плавки, в руках он держал толстую книгу под названием «Королевская семья» Уильяма Т. Воллманна. Прошлым летом я прочел этот громадный том о шлюхах и моральном падении человека. Солнце светило ярко, день обещал быть жарким.
— Входи, — сказал Гордон. Он спросил, не хочу ли я выпить. Я отказался.
Возле бассейна находились две женщины — одна уже в возрасте, другая — совсем юная. Они обе были обнаженные, загорелые и белокурые.
— Кто это? — спросил я.
— Миссис Андреа Стиллвелл, — ответил Гордон, — и ее дочь Эшли.
— Ее дочь?
— Да.
— Господи боже, сколько же ей лет? — грудки девочки были едва заметными, на расстоянии я не мог увидеть, есть ли у нее волосы в паху, в отличие от матери, у которой растительность ниже талии была такого же блондинистого цвета, что и волосы на голове.
— Одиннадцать. Красотка, верно? Набоков был прав насчет нимфеток.
— Гордон, — проговорил я.
Он предупреждающе вскинул руку:
— Не переживай, старина. Я не собираюсь трахать ребенка. Другое дело — мамаша…
— А, еще одна…
— Она тоже готова услужить, но чуть более «по-взрослому», в отличие от нашей драгоценной Данни.
— Сколько ей?
Он пожал плечами:
— Сорок.
— Неплохой возраст.
Он глубоко вздохнул:
— Нет ничего прекраснее, чем наблюдать за тем, как вокруг твоего бассейна резвятся нагишом мать и дочь.
— Да, зрелище что надо, — заметил я.
— Мать верит в силы природы и всячески прививает эту философию своей маленькой девочке…
— Нудистка?
— Ну, в какой-то мере да.
— Кстати, о Данни, — проговорил я. — У нас была невероятная ночь. И утро.
— Рассказывай.
Я начал говорить, умалчивая о некоторых деталях.