— И ничего нельзя сделать? — спросил я.
— Кое-что сделать можно. Мне надо идти, Уивер. Необходимо нанять юристов и заверить свидетельские показания. Они рассчитывают, что мы глупы и не знаем своих прав. В большинстве случаев так оно и оказывается. Но не думай, они не на тех напали. Впредь подумают, прежде чем хватать моих людей.
— Рад это слышать. Э-э, понимаю, что у тебя полно других забот, и мне не хотелось снова заводить речь…
— Ты о бунте? Не беспокойся. У меня внутри все кипит от возмущения, и хорошая встряска не помешает, чтобы как-то успокоиться. А ты достань мне короля. Поклянись сделать все, что в твоих силах. Я тебе верю.
Глава шестая
И я поклялся. На мой взгляд, это было все равно как пообещать человеку, что его лотерейный билет окажется выигрышным. Даже хуже, ведь, насколько мне было известно, в лотерее, как и в любой другой азартной игре, можно смухлевать, а вот встречу с королем не подделаешь. В любом случае мое обещание решило дело. Двумя днями позже я был вечером на овощном рынке западнее Ост-Индских складов и занимался тем, что изучал капустные кочаны, продававшиеся по дешевке. Это была капуста, которую не продали днем, так что экономный и не очень брезгливый покупатель мог купить этот овощ по вполне сходной цене, если его не смущали личинки на листьях. К вечеру похолодало, я ощупывал кочаны руками в перчатках и недовольно морщился. Одет я был лучше большинства мусорщиков, что привлекало ко мне лишнее внимание, поэтому я почувствовал облегчение, когда операция началась.
За несколько минут до того, как часы пробили восемь, я услышал испуганный женский крик и понял, что мистер Хейл и его ребята исполняют свою часть договора. Вместе с другими припозднившимися покупателями, многие из которых воспользовались суматохой и удалились, не заплатив за покупки, я побежал на Леденхолл-стрит и увидел группу из тридцати-сорока ткачей, стоявших на морозе в не по сезону легкой одежде. У некоторых в руках были факелы. Другие бросали битые кирпичи, гнилые яблоки и дохлых крыс в стены, окружающие Крейвен-Хаус. Они обрушили на эти стены всевозможную критику, обвиняя компанию в том, что она третирует простых рабочих, замышляет снизить их жалованье, распыляет их рынок и восточной роскошью портит вкус британцев. Нелестные эпитеты были также высказаны в адрес Франции, поскольку не родился еще англичанин, который знает, как устроить бунт, не упоминая эту страну.
Многие справедливо критикуют британское правосудие за его инертность и нерасторопность, однако в данном случае такая медлительность была мне на руку. Чтобы разогнать толпу ткачей, констеблю пришлось бы разбудить мирового судью, обладающего достаточной храбростью, чтобы предстать перед ними и зачитать соответствующие статьи закона об охране общественного спокойствия и порядка. При таком раскладе у бунтующих был в запасе час до того, как будут призваны войска. Горькая ирония заключалась в том, что для прекращения насилия применялась сила. Такая система действовала безотказно долгие годы, да и нынешний опыт говорил о том, что достаточно выстрелить из мушкетов в одного или двух зачинщиков бунта, как остальные разбегутся кто куда.
Диваут Хейл заверил меня, что его ткачи продолжат шуметь до тех пор, пока им не будет грозить опасность. Словом, они не собираются из-за меня лезть под пули, но будут бросаться дохлыми грызунами до тех пор, пока это можно делать безопасно.
Это самое большее, на что они могли пойти по моей просьбе, а значит, я должен был проникнуть на территорию, взять то, что требовалось Коббу, и выйти прежде, чем солдаты разгонят бунтовщиков. Поэтому я поспешил свернуть на Лайм-стрит, миновав ткачей с их горящими факелами и вдохнув острый запах трудового пота, исходящий от их одежды. Здесь было совершенно темно, и поскольку все прохожие бросились смотреть на беспорядки, а охранники наверняка готовились к штурму ворот, я надеялся перелезть через стену относительно благополучно. Если бы меня обнаружили, я бы сказал, что за мной гнался разъяренный бунтовщик, видимо полагавший, что я имею отношение к компании, и раз, мол, именно «ост-индцы» оказались источником моих неприятностей, я рассчитывал на их помощь.
Поскольку мне нужно было объяснение на случай поимки, я не мог с собой взять никаких захватов, так как было бы странно обнаружить подобные приспособления у невинного прохожего. Итак, я перелез через стену без всяких замысловатых приспособлений, примитивным способом, который был в ходу у мальчишек и грабителей. Это оказалось довольно легко, в основном благодаря тому, что улица была пуста, поскольку все прохожие устремились на Леденхолл — посмотреть на беспорядки. Осматривая стену в дневное время, я обнаружил множество расщелин и трещин, послуживших отличной опорой для ног. Более всего мне мешал карабкаться тяжеленный мешок, набитый недовольно копошащейся живностью.