Они проехали через замусоренную улицу Флорида, миновали новый район нефтяников с открытой планировкой наподобие Лонг Айленда, затем баварско-тирольскую деревню, которую построили для себя немцы, и, наконец, достигли зубчатых стен церкви, тут кончался город. Оставив машину, вышли на край луга, где среди колючих кустов паслись коровы и овцы.
— Довольно необычно. Я здесь никогда раньше не был, — сказал Максвел.
— Здесь редко кто бывает. Тут нечем заняться, разве что делать зарисовки, как я, или спокойно наслаждаться загородной прогулкой. Тут все кажется немного меланхоличным, верно?
— Да, пожалуй.
— Нечасто, но регулярно совершаю сюда сентиментальное паломничество. Вон там прячется небольшое кладбище, которое я иногда навещаю. В память о том, что прошло.
Бигс осторожно выбирал дорогу, иди рядом с Максвелом. Он как-то вдруг сразу ослабел и сник, на нем был не раз стиранный костюм, истончившийся и пузырящийся на локтях и коленях. Когда он объявил о своей отставке и немедленном отъезде, то казалось, н тот же самый день его немалый возраст, притаившийся до норы, и один миг завладел им.
— Я читал в «Газетте» вашу статью о здешней дикой природе. Мне она понравилась, с трудом владея дыханием, проговорил он.
— Рад это слышать. Я гак и думал, что она вам может понравиться.
— Вы знаете, Максвел, у нас есть много общего. Никто из наших друзей и клубе не смотрит на эту страну такими же глазами, как мы с вами. Здесь есть все для жизни, но прислушайтесь к моему совету: если вы хотите тут обосноваться, а я думаю, как раз это вы намерены сделать, организуйте свою жизнь лучше, чем я. Я всегда избегал близких отношений с людьми. Эго ошибка. В результате я не обрел здесь никаких настоящих уз, нет у меня их и на родине, и я отправляюсь туда, как в пустоту. — Глаза его подернулись влагой.
В этот момент они проходили заросли кустарника, среди которых виднелись покосившиеся надгробия, и у Максвелла возникло опасение, что сейчас польются сентиментальные излияния. Но Бите сдержался и, оправившись от волнения сказал:
— Тихо, верно? Можно бывать здесь десятки раз и не встретить ни души.
— Однако в данный момент вон там что-то все-таки происходит, — сказал Максвел.
До него доходили далекие звуки радостных приветствий и редкие вскрики отдельных голосов.
— Это что, скачки? Или нелегальный бой быков?
— Вы сейчас сами увидите.
Бигс и Максвел пробрались сквозь густую поросль и вышли снова на солнечный свет. Максвел обвел взглядом ровную площадку величиной с футбольное поле, бурлившую неистовой деятельностью людей. Мужчины в солдатских комбинезонах карабкались, как обезьяны, по высоким дощатым стенкам. Некоторые ползали по-пластунски под натянутыми веревками, а другие крались, готовясь атаковать территорию, усеянную устрашающими препятствиями.
Взвод солдат в черной форме твердо вышагивал по направлению к ним, впереди знаменосец, сбоку офицер с саблей на изготовку. Сейчас они проходили мимо группы зрителей: мужчин и женщин с носовыми платками (от солнца) на головах. Раздался взрыв приветствий. Знамя, розовое, с Железным крестом, орлами и свастиками, приподнялось в салюте, и солнце остро вспыхнуло на железе и серебре оружия и воинских эмблем.
— Это занятия кондоровцев, — сказал Бигс, прикрыв рукой глаза от солнца. — Вот такое происходит два раза в неделю.
— Странное зрелище, верно? — сказал Максвел. — А сколько их в этих краях? Наверно, сотен пять на всю страну.
— Возможно. В прошлом году было только около ста. На будущий может стать и пять тысяч. Рак начинается с одной клетки.
— Я видел нечто подобное и раньше, по не думаю, что стоит из-за этого беспокоиться. Просто группка фанатиков, не более.
Их вторжение на территорию кондоровцев было замечено. Волкодав, пущенный невидимым вожатым, несся по направлению к ним, но раздался свист, и пес побежал обратно. Следом появился молодой человек в черной форме, быстрой трусцой подошел к ним и отдал честь.
Максвел внимательно оглядел его, на секунду взгляд был полностью поглощен видом различных символов военной власти и иллюзий: эполеты, нашейные и нагрудные знаки, нашивки на обшлагах, звездочки на погонах, дубовые листья и аксельбанты. За спиной этого человека уже стихли приветственные крики, но зрители все еще как загипнотизированные провожали марширующих солдат взглядами, полными любви.