— Значит, вы согласны со мной?
— Разве мы о чем-то спорили?
— Да, дело ясное. Эта следовавшая за ним машина… Все было подстроено. Он стал жертвой нападения.
— Или же его поймали и отправили в Асунсьон. Но что бы там ни было, я не собираюсь ехать еще шестьсот километров неизвестно зачем. До Сиракуз осталось всего пятьдесят. Может, там мы что-нибудь узнаем. Если же нет, то оттуда, думаю, стоит повернуть обратно.
— Как далеко от Сиракуз до Меннонитеса?
— Кажется, двести сорок километров. Но вначале будет Эстигаррибья. До нее около ста шестидесяти.
— Если бы у него случилась поломка, он бы мог пойти пешком. В худшем случае ему бы пришлось идти семьдесят или восемьдесят километров.
— Верно.
Лицо Адамса помрачнело.
— Мы, кажется, затеяли бессмысленное дело.
— Вот это я и пытался все время вам внушить, — сказал Максвел. — Давайте включим музыку, а? Попробуйте найти Сан-Паулу.
Адамс включил радио и покрутил рукоятку настройки. Сначала раздался какой-то скрежет, потом послышалось бормотание на португальском и затем тишина.
— Ничего нет.
— Люди бьются и умирают тысячами за этот край, — сказал Максвел. — Поразительно, не правда ли?
— А по мне, пусть забирает его кто хочет, — сказал Адамс и зевнул. — Жарко для этого времени года.
— Да, слишком жарко, и мне уже начинает надоедать этот вид за окном, — сказал Максвел. — От пего меня клонит ко сну.
— Хотите, я сяду за руль?
— На обратном пути. Мы остановимся, разомнем ноги, и тогда вы поведете машину.
За последние два часа ничего не изменилось в окружающем печальном ландшафте: все та же желтая земля со вздымающимися ноздреватыми муравейниками, все те же чахлые, низкорослые пальмы и все та же равнинность. Эта равнинность скрывала истинную необъятность Чако. На двести метров по обе стороны дороги перед глазами были лишь ровные ряды пальм, а дальше, куда взгляд уже не проникал, они превращались в однообразную зеленую и серую дикую массу; однако оба путника знали, что эти похожие друг на друга пальмы в одинаковых высыхающих лужицах продолжают тянуться бесконечными рядами все дальше и дальше, и если их все пересадить в Англию, то они бы заняли полстраны.
Катили по мягкой латеритовой поверхности со скоростью сто километров в час. Дорога начинала местами просыхать; там, где вся вода успела испариться, она приобрела шафрановый цвет, и колеса уже немного пылили; в тех местах, где влага еще задержалась под коркой, дорога была цвета бычьей крови.
— Там что-то впереди на обочине, — сказал Адамс. — Должно быть, машина.
Горбатый силуэт, дрожащий в горячем воздухе, постепенно прояснялся, приобретая четкие очертания.
— Точно, машина, — сказал Максвел. — И по-моему, «рэнджровер». Что-то мне говорит: это и есть конец нашей поездки.
Через пятьдесят метров все их сомнения рассеялись. «Рэнджровер», высвобожденный из грязи, стоял на твердом участке обочины, его черные дверцы были распахнуты, а переднее сиденье выволочено на дорогу. Машина была аккуратно поставлена поближе к краю канавы, будто на оживленной улице. Максвел вместе с Адамсом вышли из «уайта», и нерешительно, с осторожностью они направились к машине взглянуть на творившийся там разгром: взломанные ящики, вспоротые сиденья и повсюду клочья ваты.
Максвел заметил что-то темное, неряшливо бугрившееся на красной земле поперек канавы, оттуда, как только он ступил поближе, бросились врассыпную какие-то грызуны.
— Видите, — сказал он Адамсу.
— Что это?
Максвелу почудилось, что Адамс весь куда-то исчез, хотя тот и не двинулся.
— Вам лучше остаться здесь, а я пойду взгляну, — сказал он.
То, что выглядело пародией на человеческое тело, лежало вниз животом. Оголенная плоть ног, вся исклеванная и изгрызенная, выступала из лохмотьев того, что когда-то было костюмом от фирмы братьев Брукс. Грудная клетка осталась нетронутой, и оттуда торчала огромной длины стрела. Максвел почувствовал спазмы в желудке и отступил назад. Обернувшись, он увидел Адамса, который стоял, открыв рот и переломившись в спине, будто придавленный внезапно обрушившейся на него тяжестью; шотландский румянец сошел со щек, пожелтевших, как от разлития желчи.
— Ну вот мы и нашли его, — сказал Максвел. — Нам здесь делать нечего. Лучше поедем в Сиракузы и сообщим в полицию.
— Делайте что хотите, — сказал Адамс.
— Да что с вами, Адамс? — сказал Максвел. — Вы, конечно, расстроены, но и я тоже.
— Вы не против, если я помолчу? У меня просто нет желания разговаривать, вот и вес.