— Нравится? — спросил он.
— Не знаю, — сказала Роза.
— Мне нет. Хочу от нее избавиться.
— А меня она никак не трогает, — сказала она, — даже скорее смешит. У вас очень красивый дом. Здесь так прохладно. Вы, должно быть, очень богаты?
— Я отношусь к тем, кто работает сам, — сказал он, — ну и кому еще немного повезло.
Она отошла и села в огромнейшее, бездонное кресло, которое могло бы вместить двоих. Даже несмотря на очаровательную неопределенность шведского освещения было видно, что Роза прелестна, но красота заключалась ire столько в чертах лица, сколько в его выражении. Наверное, ей восемнадцать. Большие, очень яркие глаза, а в изгибе верхней губы чувствуется влияние индейской крови, влившейся в ее родословное древо когда-то очень давно. Маленькие тугие груди. Дешевое платье в цветах. Пластиковые туфли. Она откинула назад волосы, и улыбка осветила ее лицо.
Максвел опустился в глубину кресла напротив. В эту комнату, надо бы ому признаться, приходили девушки в среднем раз в неделю, но сейчас впервые здесь появилась та, которая могла, как он чувствовал, снасти его от давящей безликости этой комнаты, от ее бессмысленных картин и непонятных украшений, от ее ужасающего застойного освещения. В тот момент он сказал себе: я больше не одинок, и сила этого странного ощущения поразила его.
— У вас был тяжелый день?
— Да, очень.
— Все из-за мадам Каррансы?
Она кивнула.
— Неудивительно. Я много про нее слышал.
Все знали, что она женщина ревнивая и озлобленная, но, по-видимому, не без причины. У таких мужчин старой закваски, коим был Карранса, землевладельцев, сохранивших еще феодальные замашки, вошло в обычай заводить себе гарем из домочадцев женского пола, которых всегда в подобных домах немало. Пока глава семейства исполнял роль быка-производителя, неестественно продлевая свою сексуальную жизнь, ею жена ужо лег с тридцати оставалась заброшенной, постепенно превращаясь в злобную и мстительную старуху. Максвел как-то читал в воспоминаниях одного англичанина-плантатора, описывавшего жизнь глубинки в довоенное время, о всяких ужасах, включая отравления и членовредительства, которые творились в огромных уединенных домах покинутыми жопами, чинившими расправу над пассиями своих мужей.
— Вы, кажется, жили у них довольно долго?
— С пяти лет.
— И всегда так было?
— Нет. Только с тех пор, как я вернулась из школы. До этого времени все было хорошо — теперь мадам просто ополчилась на меня. Я даже перестала есть вместе со всеми.
— А сам Карранса не возражал?
— Ему лишь бы все было тихо спокойно.
— Значит, командует у них она?
— Только дома.
— Я занимаюсь тем же, что и Карранса. И до меня дошли слухи, что дела у него сейчас плохи.
— Скажите, вы финансовый гений? спросила она.
— Нет.
— А мистер Карранса да. У него и раньше бывали материальные затруднения, но он всегда из них выходил. Знаете, что он делает?
— Что? Интересно.
— Если у него не оказывается денег, он просто отправляется в поездку, а когда возвращается, то все опять в порядке.
— Просто в поездку. И после этого он снова при деньгах. Да, неплохо быть финансовым гением.
— Не смейтесь, — сказала она. — Он едет, — тут Роза понизила голос и серьезным, значительным тоном продолжила: — в Парагвай.
Она произнесла это так, что соседняя страна вдруг превратилась в далекий и недоступный край. С таким же успехом она могла бы говорить о Луне.
— Я тоже езжу в Парагвай, — сказал Максвел. — И я знаю множество людей, которые делают то же самое.
— Только вот зачем вы туда ездите? Ловить рыбу? Посмотреть на водопад?
— Конечно, я и это делал.
— И я тоже. А мистер Карранса — никогда. Могу я вам сказать? Он ездит вовсе не за этим. У него другие причины. Он ведь очень широкий человек. Он тратит деньги, не считая, а потом едет в Парагвай и добывает еще больше. — Тут она тихонько пискнула, осекшись. — Я, кажется, слишком разболталась. Мистер Перес заставил меня что-то выпить. Кажется, виски. И у меня немного кружится голова.
Максвела совершенно поразило то, что рассказала ему Роза. Сама того не подозревая, она дала ему ключ к загадке, занимавшей и друзей Каррансы, и многочисленных его врагов: как этому некогда самому могущественному человеку города удается избежать, казалось бы, неминуемого финансового краха. И Максвел решился задать еще один вопрос.
— Значит, он скоро снова отправится в путь?
— Как только дорога будет открыта.