Как и многие мальчишки того времени, я также собирал марки. После того как мы вернулись в Нью-Йорк, однажды в субботу я отправился в магазин, где продавались старинные открытки с картинками. Один из покупателей показал мне несколько немецких и американских открыток конца девятнадцатого - начала двадцатого века. Я был сражен наповал.
Каким открытием это стало для меня! Каждая карточка содержала целую историю в одной фотографии: взрыв цеппелина "Гинденбург" в Лейкхерсте, штат Нью-Джерси; австро-венгерский эрцгерцог Франц Фердинанд, спускающийся по ступеням ратуши в Сараево за несколько минут до убийства, которое спровоцирует Первую мировую войну. Каждый раз, глядя на одну из них, я чувствовал, что присутствую при этом событии. Держа фотографию в руках, я был там.
Под руководством Уолтера Чувея, покупателя, который познакомил меня с винтажными открытками, я начал посещать антикварные магазины и других торговцев марками. В конце концов я собрал коллекцию из более чем 125 000 открыток и был настолько без ума от них, что моя будущая жена Эвелин в шутку называла их "моей любовницей".
Во многих отношениях я считал эти открытки ранним примером фотожурналистики: каждое изображение рассказывает историю. Уроки, которые они преподали мне в плане непосредственности и интимности, композиции и послания, нашли свое отражение в рекламе продукции Estée Lauder.
ЖИЗНЬ В ТЫЛУ
В мае 1940 года мы с мамой переехали в отель "Эспланада", еще один жилой отель на пересечении Вест-Энд-авеню и 74-й улицы. Мне было всего семь лет, но я запомнил эту дату, потому что мы проложили картонные коробки для переезда газетами, заголовки которых были посвящены нацистскому вторжению во Францию.
Одна из вещей, которые мне нравились на Эспланаде, - это полотенца. Я поглощал комиксы о супергероях и радиопередачи. Из больших гостиничных полотенец получался отличный плащ. Я натягивал синие носки до колен - в те времена все мальчики носили трусы, - надевал красную маску с золотыми звездами, набрасывал полотенце на плечи, и - шазам! Я был Капитаном Марвелом или Капитаном Америкой.
В воскресенье, 7 декабря 1941 года, я слушал радио во второй половине дня, когда в эфир ворвался диктор: "Мы прерываем эту программу , чтобы сообщить вам новость о том, что японцы разбомбили Перл-Харбор". Передача возобновилась, но диктор продолжал прерывать ее каждые тридцать минут новыми сводками. Меня это очень раздражало.
В остальном моя жизнь не сильно изменилась с вступлением Соединенных Штатов во Вторую мировую войну. Никто из близких родственников не достиг призывного возраста, а если кто-то и жил в Европе, то я о нем не знал.
Как обычно, в январе мы с мамой поехали в Майами-Бич. В открытке я сообщил отцу, что в Майами теперь находится авиационный завод Bell, а также завод по производству самолетов B-26 Marauder. Все крупные отели, за исключением Shelburne, были реквизированы правительством для размещения курсантов. Однако мы с одноклассниками нашли себе другое увлечение, заменившее торговлю открытками из отелей. Недалеко от моей школы находилось учебное поле ВВС, и мы с одноклассниками быстро научились определять различные проносящиеся мимо самолеты. 2 мая 1942 года я написал отцу: "Сегодня B-25 пролетел так низко, что почти врезался в деревья. Его высота была около 30 футов. Вот вид сбоку" - и приложил рисунок.
Две недели спустя я написал: "Ну что ж, еще 10 дней и ву-ву-ву. Еще одиннадцать дней, и следующая остановка - Пенсильванский вокзал". Я добавил: "Те открытки из отеля "Уиндермир", которые вы мне прислали, были с марками. Должна ли я отдать их кому-нибудь из своих друзей? Пожалуйста, пришлите мне ответ". Затем я отметил: "Теперь у меня 173 открытки".
ЖЕТОНЫ И ОТКЛЮЧЕНИЯ
Мы вернулись в город, который сильно отличался от того, который мы покинули пять месяцев назад. Между обычными уличными фонарями, лампами накаливания в зданиях и на театральных козырьках, а также светящимися вывесками на Таймс-сквер Нью-Йорк излучал сияние, которое можно было увидеть за тридцать миль в море, - сияющий фон, который делал корабли легкой целью для немецких подводных лодок. 9 Теперь все это было затемнено. Зрелища на Таймс-сквер - сложные неоновые рекламы, такие как аквариум со жвачкой Wrigley's длиной в целый квартал, в котором плавали рыбы-ангелы и бойцовые рыбки с вуалевым хвостом, арахис Planter's, высыпающийся из упаковки, белые пузырьки, шипящие из бутылки Bromo-Seltzer в девятифутовый стакан, знаки Chevrolet и Coca-Cola - все померкло. Даже стекла в верхней части великолепного светового люка Пенсильванского вокзала были окрашены в черный цвет.