— Не будем тянуть резину, сэр. Я не стану забирать вас… Мы не хотим доставлять неприятности. Но только: прежде, чем снова начнете рассказывать, получите лицензию. В Городском управлении.
— И сколько она стоит?
Джо прочистил глотку и оглянулся:
— Спрашивайте об этом не мое ведомство, а в Городском управлении. Расходитесь, граждане. Не бунтуйте. Не толпитесь. Очистите Харроу-стрит.
— Джо Парк, — сказала женщина в окне. — Ты сукин сын.
— Двигайтесь. Расходитесь. Не будем доставлять неприятностей.
ГЛАВА 3
НО ЧТО ЭТО — МИР?
То, что я знаю — громадно.
Знание превращает меня в бога. Имена, подвиги, живые легенды, страшные происшествия, восстания. Короли, странные голоса, страдания.
Созидание и уничтожение — все это одновременно вливается в широкие русла моего мозга.
Слушатели рассеялись. Деметриос попытался вспомнить, когда исчез узколицый. Должно быть, это случилось после тех высказываний о людях, толпах, народах — о том, из-за чего могли зашевелиться высокие господа. Те, кто живут во Внутреннем городе.
Как и всякий хороший дворник, Деметриос хотел бы быть законопослушным. Если только в законе есть хоть какой-то смысл. У него не было той внутренней зажатости (сродни отчаянию и опустошенности), которая давит на мозг бунтарей. Полиция столицы, каковой являлся Набер, не страшила Деметриоса, Ему редко приходилось видеть ее бесчинства. Точнее — он не хотел это видеть. В детстве он не ощущал ненависти к полиции (чувство, вполне понятное любому американцу, живущему в двадцатом столетии.) Его отец, человек проницательный, спокойный и обладающий чувством юмора, оберегал его от всяких неприятных происшествий.
Патрульный Джо Парк, выполнив свой долг, удалился. По дороге он сделал определенный жест женщине в окне — в ответ на ее оскорбление. Деметриос поднял свое негибкое тело. Быстрая, ловкая рука Гарта помогла ему. Лошадь фыркнула в шею Деметриоса. Гарт прошептал:
— Ненавижу этих глупых легавых, да станет дерьмом их пиво. — Услышать такое от мягкого, вежливого Гарта, было страшно. — Один из них избил Фрэнки на прошлой неделе. А Фрэнки ничего не сделал, только пописал немного на статую, что стоит на Лугах неподалеку от входа. Такая с бородой лопатой, наверное, это святой Франклин. Многие делают это… Фрэнки только двенадцать. Он не имел права бить его.
— Факел не может пройти спокойно мимо этой проклятой статуи, — сказал юноша с волкодавом. — Не думаю, чтобы он обратил внимание на привязь, если бы я попытался остановить его. И обычно я тоже мочусь на нее. — Пес удовлетворенно замахал хвостом, услышав музыку своего имени. — Сэр, я — Ангус Бриджмен.
— Мир с вами, Ангус, — сказал Деметриос. — Мое имя вы знаете. — Его усталость исчезла — как будто исходящее от юноши тепло согрело его старое тело. — Думаю, нам лучше пойти — а вдруг у Джо есть глаза на затылке? И мне нужно посетить Городское управление… но не сегодня: я устал. Мэм, было ли в истории достаточно любви?
— Что ж, в ней была любовь. Я бы пригласила вас на чашку чая, но в доме беспорядок, а скоро вернется муж.
— В другой раз. Благословение с вами.
— И с вами, Деметриос. Будьте молодцом.
Мужчины шли по улице. А лицо женщины сделалось печальным — так на поле набегает тень, когда свет солнца скрывается в надвинувшихся облаках. И она занялась своей обычной работой.
В этом месте мне, автору этой книги, нужно сделать перебивку. Я вмешаюсь лишь ненадолго, обещаю вам, и после этого исчезну… Я хочу лишь сказать, что эта женщина — не выдумка. (О звезды днем, что это такое — выдумка?) Мне действительно пришлось останавливаться в ее доме при моем последнем возвращении в Набер, и в душе ее царили мир и покой. Она снова была беременна — разве вы не знали? Она, правда, да; но она обидчива, и мне не хочется называть ее имя. А теперь я исчезаю…
— Я должен покинуть вас, — на следующем углу сказал Гарт. — И, Деметриос, я попрошу тетку посмотреть в книге, что означает ваш сон. Хорошо?
— Попроси, Гарт, — сказал Деметриос, любуясь им. — А потом расскажи мне.
— Вы путешествовали. На запад. По… железной дороге.
— Да, так. И, возможно, я ехал через Абередо. Но мысль об этом лишь слегка тревожит меня — не более, чем увиденная в лунном свете тень совы.