— Мы не знаем точно, кто нанял убийц.
— Гм. Деметриос, друг, уже несколько месяцев, как моя семья разрешила мне выход во Внешний город, не имея никакой иной охраны, кроме Факела. И у меня появилось ощущение… ох, я словно цыпленок, вылупившийся из яйца… могу я разговаривать с вами подобным образом? Вы не кажетесь испуганным… ну, осторожным… как ведут себя со мной большинство людей во Внутреннем городе. Вы не заискиваете передо мной, не стараетесь подобрать слова, которые, по вашему мнению, мне было бы приятно услышать.
— Мы — друзья.
— Да будет так, Деметриос. — Они медленно шли вдоль улицы. Факел был тоже доволен. Он следовал за ними сбоку и чуть сзади — как обучили, чтобы не путаться под ногами. — У моего дяди не было личной охраны?
— Думаю, так. Насколько я помню, Симон Бриджмен вел себя как человек, который думает, что ему не грозит физическая опасность со стороны окружающих. Брайен — его можно было бы назвать средневековым типом. А возможно, он — вне времени. Макиавелли его бы хорошо понял. Но ваш дядя, Симон Бриджмен, был человеком двадцатого столетия в полном смысле слова. До катастрофы он был бизнесменом. Это подразумевает, что он хорошо знал, как справляться с врагами. Он сражался с ними грязным оружием — деньгами, влиянием. Но перспектива получить нож в кишки его не беспокоила — такое случалось с князьями торговли в двадцатом столетии очень редко… Если только они не вмешивались в политику. Богатый человек двадцатого столетия хоть в какой-то степени был затронут культурой. Он предвидел грядущее бедствие. И пытался убедить своих богатых соседей (кстати, многие из них были настоящие вонючки) присоединиться к нему, чтобы создать место, где бы человек мог выжить. В горе была вырыта пещера, а саму гору переименовали, назвав Вечной… Жалкая альтернатива, сказал бы я: разве не было б только естественно, если горы и холмы окажутся снесенными с лица земли и исчезнут, подобно всем нам?
— Вернувшись к Первому году — почему вы пришли в Набер?
— Джуд Уилмот шел вслед слуху, который донесся до нас, когда мы миновали… миновали Абередо. Мы услышали, что здешняя община успешно развивается и что здесь принимают пришельцев. Мы были несколько обескуражены: ведь мы также слышали, что Ньюбург и другие расположенные вдоль Гудзона города уничтожены наводнением. Особенно тем, которое последовало за землетрясением, разразившимся где-то к северу от Олбани. Набер — этого названия мы не знали. Мы своими глазами видели, что натворил дождь: затопленные дороги, смытые мосты, на акры вокруг — грязная, бурлящая вода… Вот причина, по которой путь от Миссури до Пенсильвании занял у нас время с июля по сентябрь. Однажды, когда мы уже прошли Абередо, нам встретилась маленькая группа вроде нашей. Только получилось так, что они уверовали, будто дела идут лучше на западе! Наш дорогой старый Джуд ужасно рассердился на них, а они рассердились на нас. Да здравствует различие во мнениях, от которого трещат черепа! Ну, поссорились мы с ними не слишком сильно. Они рассказали нам, что берега Могаука и Гудзона затоплены — от озер Пальца до самого моря. Что случилось с озером Онтарио — никто не знал. Они объяснили нам, что Набер — это недавно возникший город. Его ядро составила сохранившаяся от Старого времени деревня и какое-то фантастическое подземное убежище в нескольких милях в глубь страны от того, что в Старое время называлось городом Ньюбургом. Этот новый город построен сумасшедшими, говорили они — потому что бог решил уничтожить весь северо-восток Соединенных Штатов. Уолл-стрит каким-то странным образом нарушил душевное равновесие Иеговы. — Ангус улыбнулся. Он не совсем понимал, о чем идет речь. — Точно такое же пророчество было сделано в 1986 году, когда к Земле приблизилась комета Галлея… Мне тогда было шесть лет — можете представить себе подобное?
— Мой отец вспоминал о дождях.
— Дожди, да… Вернемся к тем поганым временам. До людей доходила весть о Набере. Мы прибыли сюда, влившись в толпу, идущую к Наберу со всех сторон. Ваш дядя хорошо отнесся к нам. Он находил возможности почти для всех и был суров только с теми, кто не хотел работать для нового города. Ангус, я помогал строить Симону Бриджмену башню на вершине вечной горы. А позднее при монархии… извините, при Королевской республике… Я клал камни в стену, что отгораживала (и защищала) ваше детство.
— А теперь, мне кажется, вы помогаете мне пересечь эту стену. Вы понимаете это, Деметриос?
— Бывает, что старики обязаны это делать. Иногда добрые намерения не угасают.
— Не думаю, что вы так стары.
— Достаточно стар… Ну, ваш очень умный дядя, Симон Бриджмен, вероятно, понимал, что приток беглецов из хаоса скоро иссякнет — более не существовало ни разветвленных сетей оповещения, ни многочисленного населения. Брайен Гормен, принявший после убийства имя Брайена Первого… что ж, при жизни Симона он казался никем. В нем не было ничего примечательного, если не считать сильного голоса, которым он изрекал абсолютно глупые шутки. Вздорное эхо того, что было оригинальным и острым, когда это произносили Авраам Линкольн или В. К. Филдс.