Срезая путь к улице Красного занавеса, он свернул в гнетущего вида переулок. Слепленные из всякого хлама дома теснились друг к другу. Они были построены за год до убийства Симона Бриджмена, когда в городе-государстве Набере начали относиться к пришельцам менее приветливо. Дома клонились друг к другу, словно сплетничающие ведьмы. Симон Бриджмен, сын века пластмассы, так и не смог поверить в то, что лесопилки — дело надежное. Это осталось на долю Брайена I, который постиг также лук, стрелы, копья и томагавки. В наши дни бревна сплавляются по рекам, текущим в море Гудзона и в гигантский Дэлавер. А за горой Орлук расположена каменоломня, где выделывают хорошие жернова. Идя по переулку, Деметриос видел подбирающих объедки свиней, разбросанные повсюду отбросы, тощих, злющих, как ласки, собак и пьяных. Особой преступности в Набере сорок седьмого года не было. Преступники — словно пауки — затаились, забились по щелям.
Деметриос проворно шел, размахивая своим ореховым посохом. Глядел на тени, на поздний свет угасающего дня. Иногда старик без нужды заходил в подобные места — просто, чтобы еще раз убедиться, насколько глупа теперешняя жизнь. Бросить вызов черному пауку и после этого почувствовать себя… Нет, не моложе, но более причастным к жизни.
..Люди, живущие в джунглях, за пределами Катскиля и других государств, чрезвычайно дики, но вряд ли они демоны, как считают в народе. Они добровольно поселились там Они могли бы покинуть джунгли и найти пристанище в одном из государств — в Катскиле, Мохе, Пенне. Но они этого не делают. А теперь я опять исчезаю…
В целости и сохранности Деметриос вышел из переулка на улицу Красного занавеса — туда, где полиция не допустит никаких правонарушений. Улица пользовалась благосклонностью высоких лиц из Внутреннего города (и живущих на ней, разумеется, тоже.) В надлежащие часы прогулок люди в белых туниках могли наслаждаться чистотой тротуаров. Местные обычаи требовали, чтобы отходы захоранивались в садиках за домами. Так что здесь не было роющихся в мусоре собак и свиней. Деметриоса охватывало чувство гордости, когда он видел цветы и овощи, выращиваемые им для хозяйства мэм Эстеллы — хотя лишь при большом приближении можно было бы сказать, что это относится к работе дворника. Во многих домах по улице Красного занавеса хозяева разорились на окна и балконы, где у всех на виду сидели девушки — деля эти уютные местечки со спящими кошками. Очаровательная улица — по крайней мере для Сорок седьмого года.
Когда Деметриос добрался до дома мэм Эстеллы, на ступенях в одиночестве, играя на лютне, сидел Профессор. Он поднял в знак приветствия коричневый палец. Вырываясь из сердца, мелодия летела вверх и вдаль, словно набирающая высоту птица.
— Сегодня хороший день, — сказал Деметриос.
Профессор кивнул, извлекая из лютни рассыпающиеся бриллиантовой россыпью звуки. Обычно ему задавали вопросы, на которые можно ответить лишь «да» и «нет»: Профессор был мутантом. «Хороший теплый день. У меня появился новый друг, и, может быть, я счастлив». Блестящее арпеджио подтвердило, что счастье — возможно. Глаза Профессора были необыкновенно нежными, с золотыми искрами. Его кожа была покрыта рыжевато-коричневым загаром, волосы были коротко подстрижены, завивались. Деметриос предполагал, что кто-то из предков Профессора был чернокожим. Но — подобно многим другим жителям города Набера — Деметриос в таких вопросах не признавал прошлого. Деметриос и Профессор были друзьями уже не один год. Часто Профессор, когда он не был нужен мэм в ее гостиной, уходил с Деметриосом в город. Его присутствие и его лютня придавали рассказываемым на уличных углах историям новое направление. Это и то, что они совместно разделяли ложе Солайтер, создавало узы дружбы.
— Девушки, должно быть, уже встали.
Профессор кивнул. Музыка летела вдаль. Он улыбался редко — только когда дул южный ветер. Но сегодня ветер дул с востока. В наклоне головы, в рисунке его великолепного рта Деметриос видел что-то от Гарта, а в длинных изящных руках — от Солайтер. Нет ничего странного, что в тех, кого любим, мы видим одни и те же черты. «Никогда заранее не знаю, когда у меня появится друг». Профессор решил, что сейчас самое время почтительно пожать плечами.
— Скоро увидимся снова, пайзан.
В сорок седьмом году это итальянское по происхождению слово вошло в строй языков Миссисипи — наряду с другими английскими выражениями нежности. Деметриос сжал плечо Профессора и вошел в публичный дом мэм Эстеллы. Мэм в компании с хорошенькой Глорией и болезненного вида Фрэн наслаждались чаепитием. Пили добытый по случаю розовый чай, о котором говорили, что это настоящий «Вулворт». Мэм при этом якобы рассеянно добавляла из кувшина в свою чашку пшеничное виски. Как сердито говорила ей Бабетта, говорила раз тридцать, если как следует напиться такого чая, то и полетишь. Военно-воздушные силы Катскиля! Сейчас туман так окутал мозг мэм Эстеллы, что она предоставила делам дома идти как им заблагорассудится. Это означало, что управление взяла на себя Бабетта. «Мэм, заявляю вам, что я уже нарастила порядочные мышцы, таская вам раз за разом чайник!» Чай такого рода вызывал беспокойство у добросердечной Бабетты.