Она могла подолгу оставаться в одиночестве — читая в своей душе, пока шло вечернее увеселение. Или просто придирчиво обозревая свою красоту. Она сбрасывала с бедер юбку и поглаживала рукой груди — круглые, имеющие форму незрелого бутона. Теплые тени лежали вокруг сосков. Солайтер в свете свеч поочередно поднимала вверх груди.
Она оторвала кусок красной материи, формой оторванное походило на туз бубен. Тщательно и бережно осмотрела его — будто материя была живой. Затем шлепнула обрывок на стол и резким ударом проткнула его ножницами — так что они, воткнувшись в дерево, остались стоять вертикально. Глаза ее стали раскосыми от боли, она простерла руки. Поза говорила: «Вот как это случилось. Вы можете видеть это?» На ней не было ничего, кроме длинных трусов из грубого необработанного льна. Затем спокойно, словно хорошая хозяйка, она придвинула стол обратно к стене — ножницы по-прежнему стояли вертикально. (Иногда ночью — если это была для Солайтер хорошая ночь — она выскальзывала из кровати и заканчивала ночь в одиночестве на столе. Ножницы при этом она, конечно, вытаскивала, а проколотую материю выбрасывала в мусорную корзину.) Она открыла одежный шкафчик, положила, сняв с себя, туда трусы и задумчиво принялась обозревать свой гардероб.
Пока она размышляла, лютня Профессора молчала. Из менее чем дюжины платьев Солайтер выбрала длинное, с поясом тускло-красного цвета, с желтой отделкой и изящными костяными молочно-белыми пуговицами. Чтобы купить это платье, Деметриос и Профессор сложили свой заработок за месяц. Даже более, чем за месяц. Из прочих костюмов она лишь один надевала, выходя на улицу. Этот костюм состоял из широких брюк и жакета цвета пожухлой листвы. И когда она шла в нем, то очень походила на мальчика. Лютня ликующе запела. Это одна из хороших ночей Солайтер, и до того, как настанет ужин — время любви.
Она стояла голая, так что ее любовники могли видеть ее. Левой рукой она — подчеркивая — поддерживала груди. Правая рука вытянута, предупреждая, что время еще не наступило. Деметриос смотрел на тонкие стебли ног, расширяющиеся к амфоре бедер, смотрел на ее тело, на темный треугольник, видел неожиданное смешение цветуще-розового и темного на его вершине, видел ее мудрое, печальное лицо. Вместе с безумием уживалась мудрость, и вместе они составляли Солайтер.
В открытое окно ворвался порыв ветра. Рука Профессора шевельнулась — он показал, что хочет закрыть его. Но Солайтер качнула головой. Она надела платье. Застегивать не стала — теплая плоть светилась. И сказала Деметриосу:
— Солайтер готова.
Поняв, он отнес ее на кровать. И медленно и нежно (только так можно) овладел ею. Над домом, над всем этим горестным городом шел дождь и дул ветер. И в их шуме, где-то вне его ликующего, тяжко трудящегося тела, Деметриос услышал желание.
Право выбирать, кто из ее любовников и когда сольется с ней, принадлежало Солайтер. Накал ее страсти был так силен и разрушителен, что частого повторения этого она бы просто не выдержала. Какие-то вызывающие отвращение тени сгрудились под потолком. Они походили на диких кабанов, выбежавших на опушку леса. Деметриосу подумалось, что его тело — лишь оболочка, в середине которой бьется пламя. Мягко и успокаивающе бормотала лютня. Солайтер вытянулась, чтобы коснуться левой руки Профессора. Она всегда так делала — в минуты долгой любви Деметриоса. Однажды она призналась, что поступает так потому, что сила, извлекающая музыку из струн, вливается в ее тело. И мука превращается в песню.
Она закричала: сладостная боль достигла предела. И замерла, тихо вытянувшись. Через некоторое время она сказала:
— Деметриос…
Солайтер не была ребенком, но подобно ребенку любила, чтобы ей многократно рассказывали одну и ту же историю. И она расстроилась бы, если б оказалось, что изменено хоть одно слово. Она сказала:
— Деметриос расскажет Профессору и Солайтер историю об Ане-гусятнице.
ГЛАВА 5
ОНА БЫЛА ЧИСТОЕ ЗОЛОТО
Аня была принцессой Перанелиоса. Это происходило давным-давно, когда волшебники были даже главнее королей.
Короли могут облагать налогами, могут приказать отрубить голову. А волшебники могли сделать так, что люди (и короли тоже) просто исчезали во мгновение ока. Вынужденное исчезновение, должно быть, было неприятной штукой, хотя после того, как дело было сделано по всем правилам, никто обычно не возвращался, чтобы описать, что он при этом чувствовал. Как утверждали жители Перанелиоса, это было не просто исчезновение (исчезали примерно так: фа-з-п!), нет, когда человек исчезал, оставалось маленькое серое облачко пустоты (иногда оно было грязно-лилового цвета.) Затем облачко со слабым шипением тоже исчезало (примерно вот так: ф-сс-п!) Иногда по прошествии длительного времени исчезнувший возвращался в Перанелиос. Возвращался с совершенно неправдоподобным рассказом о том, что очнулся он в Китае или в Бруклине (мы-то знаем, что на самом деле таких стран нет), и что вернулся он, пользуясь случайными оказиями. Если эти люди продолжали мешать волшебникам, те — как правило — заставляли их исчезнуть снова.