— Ты принес мои шлепанцы?
— Нет, извини, забыл. Но, любимая половина души моей, я пришел, чтобы увести тебя обратно в Перанелиос, и за это твой благородный отец отдаст мне половину королевства. Вернее, шестьдесят процентов.
— Но я не могу… дорогой. Отдай это Джо, он же первый взял, ты сам это знаешь… Извини, я говорила со своим младшеньким, у него сейчас период…
— Прекрасно, — сказал сын фермера, — прекрасно было хоть немного не видеть этих маленьких вонючек.
Кстати, он уходил к колодцу, а сейчас вернулся… Я имел в виду — сын фермера… Он изо всех сил старался быть хорошим мужем.
— Конечно, — сказала Аня-гусятница, — это было ужасно мило подумать об этом, но сам видишь, как обстоят дела.
— Мы будем счастливы, если вы останетесь пообедать с нами, — сказал сын фермера. — Возможно, моя любимая несколько тугодумка. Не желая никого обидеть, скажу, что у нас в доме вообще черт-те знает, что делается.
— И счастливо случилось так, что его появление на сцене, — сказал фермер, — оказалось не менее, как примером того, как взаимно восполняется недостающее к всеобщему удовлетворению, и оценив, не торопясь, происходящее, он, возможно, предпочел бы предложить, что его странствия…
— Он может долго продолжать в том же духе, — сказала Аня. — Конечно, оставайтесь обедать с нами… Ганс. — Она вспомнила его имя.
Итак, Ганс остался обедать. Он гладил по головкам детей (дети были еще в том возрасте, когда учатся ходить), выражая восхищение фруктовым напитком и салатом… Его познакомили с гусиным вожаком, который тут же ущипнул парня. И как только это стало удобно, направился Ганс обратно в Перанелиос… Ты спишь?
— Солайтер не спит, — зевнула Солайтер. — Потому что она знает, что это еще не все.
— И, вернувшись в Перанелиос, Ганс, как и подобает честному юноше, рассказал королю Дагоберу, как обстоят дела. В заключение он сказал: «Посему, Ваше верховное величество, сделайте со мной все, что вам угодно». И король Дагобер сделал его министром финансов. Меннок Мозес… ну, у него были свои трудности: он женился на колдунье, которую звали мисс Дающая, и они жили вместе долго и счастливо. А другие персонажи этой истории были, пожалуй, слишком молоды, чтобы сделать то же самое. Ты спишь? Спишь… М-м, пожалуй, достаточно.
Она проснется, чтобы поужинать, когда он или Профессор принесут сюда, наверх, ужин на всех троих. Затем, если глаза Профессора сделаются умоляющими, она затеет с ним игру с кнутом: у Профессора иногда возникает потребность, чтобы его отстегали. Частью безумия Солайтер было то, что она научилась доброте и пониманию иных форм безумия — безумия других людей. А потом, ночью, она погрузится в настоящий сон. И, может быть, среди ночи она проснется и встанет, чтобы вытащить из стола ножницы. Деметриос решил, что самое лучшее сейчас — ждать. Жизнь — в основном — хорошая штука. Какая жалость, что всегда что-нибудь мешает — будь он проклят, этот полисмен!
В мозгу его возник прекрасный и величавый образ Ангуса Бриджмена. С высоты своей юности Ангус смотрел на него сверху вниз. Во взгляде его было любопытство и, возможно, нежность. Порыв ветра. По крыше хлестнул дождь. А потом опять стало тихо.
ГЛАВА 6
ОСКОЛКИ РАЗБИТОГО ЗЕРКАЛА
…я вспоминаю то, чего никогда не было, вспоминаю Золотой век.
Деметриос поднялся, когда восход играл золотом и киноварью. Солайтер, как обычно, ночью встала, чтобы навести в комнате порядок. Потом она некоторое время посидела возле окна. Звезды гасли, и ее мысли бездумно неслись вслед ветру. Теперь она спала, и коричневые руки обнимали ее. Возраст Профессора, должно быть, приближался к пятидесяти. Солайтер — девятнадцать-двадцать. А вместе они походили на нежно обнявшихся детей.
Тихо и осторожно Деметриос оделся, спустился вниз. Сон освежил его. Смех, визг, суетня, сопровождавшие ночную работу в заведении мэм Эстеллы, случайные рыдания, удары, выкрики, редко нарушали его покой. Ночью Ангус ему не приснился. Если бы сны приходили к нам по желанию, кто бы тогда просыпался?