Возле его ног лежала перевернутая вверх дном парусиновая кепка. В ней поблескивали несколько монет. В основном, это были медные пенни Королевской Республики Катскиль. Грубо отштампованные, с оттиснутым — челюсти квадратные — профилем Брайена Второго. (Подобно своему отцу Брайану Первому, он именовал свою монархию Временным правительством. Священная цель этого правительства заключалась в восстановлении Соединенных Штатов Америки. Но было бы не совсем практично добиваться осуществления этой цели прямо сегодня. Увы!) Среди пенни — поразительно! — сверкал уцелевший обломок прошлого. Разрешенное законом средство оплаты, но — большая редкость. Сохранившаяся со старого времени серебряная десятицентовая монета, стоимостью, по меньшей мере, в пятьдесят пенни Катскиля. Кому из собравшихся он обязан этим чрезмерно щедрым даром?
Почти наверняка это был темноволосый юноша, сидящий в стороне от остальных. Темноволосый держал на поводке серого волкодава. Льняная туника и набедренная повязка юноши были снежно-белые — свидетельство того, что их владелец принадлежит к аристократии. Неофициальное, но все же свидетельство. Закон на сей счет молчал, но никто, кроме аристократов, не появлялся на людях в одежде из дорогостоящего отбеленного льна. Простые обыватели носили одежду, сшитую неопытными руками жены, либо на потогонке, где работали крепостные. Тканью для одежды служила скверно сотканная шерсть тускло-коричневого цвета. Либо — так называемый «шерсть-лен», сотканный из льняных и шерстяных оческов. Аристократы гордились чистотой своих одежд, хотя на определенном уровне грязь рассматривалась, как признак силы и добродетели. Висящая у бедра юноши сумка и его мокасины сделаны из оленьей кожи. Их делали крепостные слуги — будущие рабы. Труд этих слуг идет на удовлетворение потребностей Внутреннего города и больших, расположенных за городской чертой поместий. Прямой, наивный взгляд юноши смущал Деметриоса. И еще — его неотступно преследовала мысль о смерти, постигшей тот, другой мир почти полстолетия назад.
— Думаю, история рассказывается всюду, где горит хоть искра жизни, где есть, кому слушать. В Гестервилле у людей были такие приспособления, что каждому, кто по молодости не видел их, они покажутся сказочной придумкой. Никто здесь, кроме Поттерфильда, не знает этих названий: телефон, автомобиль, радио, поезд, самолет. Естественно, вам было бы трудно поверить в их существование. Помните о космических полетах, Поттерфильд?
— Вроде, — сказал разносчик, — Это когда летят вверх, так? Никогда их не видел. Видел один раз. Придумали что-то ироде раковины и полетели на ней…
— И что же случилось с вашей раковиной? — спросил темноволосый юноша.
— Взорвалась, — сказал Поттерфильд. — Взорвалась, сэр. Понимаете, когда высвободилась приводящая ее в движение сила, что-то там не сработало. — Он подмигнул Деметриосу, показывая, что тоже сожалеет, что древняя мудрость (мудрость ли?) исчезла. Исчезла, не принеся людям никакой пользы. — Как-то моя приятельница раздобыла бутылку со спиртным. Это был лосьон для рук. Раз — и пусто! Тоже раковина. Вот это раковина! Мы тогда с ней сожительствовали. Это было почти пятьдесят лет назад. А сейчас мне, если хотите знать, — семьдесят, хвала Иисусу.
— Вспомните также об автомобилях, — сказал Деметриос. — А помните телефоны? Реактивные самолеты?
— Конечно. Вот сейчас, думаю, была бы у меня нужда в… так я бы просто взял, позвонил и… а, ладно.
Раздраженный навалившимися на него бедами (не последняя из них старость), Поттерфильд сунул руку под мокрую набедренную повязку, принялся скрестись. Вшам, блохам и крысам удалось не просто выжить в тот день — много лет назад, — когда разразилась катастрофа. Они — кишели. В последние два-три десятилетия, когда поднявшиеся воды оставались на одном уровне (лишь изредка чуть отклоняясь от него в ту или иную сторону), особо хорошие условия жизни настали для одной из разновидностей крыс — маленьких, короткохвостых, агрессивных. Одетые в темную шкуру, безжалостные, эти крысы облюбовали для себя жилье человека. Современное дешевое жилище, под которое уже не подводят бетонный фундамент. «Возможно, эти крысы — результат мутации плодовитых полевых мышей Старого времени», — подумал Деметриос. Но вокруг нет никого, с кем можно было бы порассуждать на эту тему. Никого даже, кто знал бы слово «генетика».
— Богаче жили, а? — сказал Поттерфильд.
«Ему было около двадцати, — подумал Деметриос, — когда по городам хлестнул огненный бич, а сразу же следом — быстротечная чума, и смерть от радиации, и страшные эпидемии, и не было средств понять, как с ними бороться, как справиться с ними». Великая Красная чума разразилась шестнадцатью годами позже, когда Деметриос оказался уже в Набере. Деметриосу было тогда двадцать девять лет. Поттерфильд был в то время просто юнцом. Если человек вообще может соответствовать определению «юный». И желания у Поттерфильда были простые. Если вообще бывают простые желания: потребности, как круги на водной поверхности, они распространяются в бесконечность. Сколько их было, таких же, как и Поттерфильд! Мужчин и женщин. Мужчин и женщин любого возраста. По переписи 1990 года, их было свыше четырех миллиардов. Несмотря на то, что в конце семидесятых — начале восьмидесятых годов наблюдался некоторый спад рождаемости и небольшое увеличение числа оставшихся одинокими женщин.